Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана

— Что ты несёшь, Саша! — рассердилась мама. — Так может говорить о своём сыне человек, который совсем его не любит… Ты хочешь, чтобы он всё делал сам, рос без внимания и настоящей любви, чтобы плыл, как щепка, без руля и без ветрил? Так? Разве я слишком вмешиваюсь в его жизнь?

— Да, Валя, слишком… Ты уже не замечаешь этого… Почаще разрешай ему оставаться самим собой, расти и взрослеть, а не то он никогда и не узнает, какой он и на что способен…

— Может, ты хочешь сказать, что очень много делаешь для него и воспитываешь в нём самостоятельность?

— Не хочу. Совсем не хочу. И… и… признаюсь, ты во много раз больше значишь для него, чем я. Куда легче давать мудрые советы другим, чем что-то сделать, помочь своему собственному сыну…

— Ага, — тут же прервала его мама, и голос её вдруг стал едкий и насмешливый, — значит, ты решил перевоспитать меня, чтобы я правильней воспитывала его? Так?

— Может быть, немножко и так… — Папа, кажется, даже чуть улыбнулся. — Вот что я хочу сказать тебе, Валя: надо уметь как-то прятать свою любовь к нему, быть посдержанней, не выливать на Васькину голову океан… Да, да целый океан своей любви. Захлебнуться ведь можно в нём и утонуть! Не надо всё делать за него… Я понимаю, тебе это очень приятно, и ты очень любишь его, но и — прости меня и не обижайся — ты любишь не только его, но и себя в нём, любишь свою любовь к нему, и он знает это и даже изредка начинает использовать тебя. Наверно, нужно не всегда выплёскивать свою любовь наружу, а держать её в себе и незаметно, ненавязчиво подводить его к какой-то своей мысли, к своему — я повторяю, — своему поступку, к осознанию личной ответственности за многое — прости за штампованные слова. Он же толковый мальчишка и понимает гораздо больше, чем ты думаешь. Только вот…

— Какая стройная, обдуманная и холодная теория! — вдруг с горечью сказала мама. — Ты… Ты… Ты так научился сдерживаться и так глубоко прятать свою любовь к нему, что её и не видно. Ты бываешь просто чёрств и сух, и не тебе говорить и поучать…

— Валя, ты ничего не поняла! Я же говорю…

Больше Вася ничего не слышал. Он бесшумно попятился за угол дома, быстро пошёл по дорожке, свернул на другую и сел на скамейку возле фонтана, в его круглой чаше жили большие красные рыбы. В Васиных ушах уже звучал не звон разбиваемых амфор, а голоса родителей, отрывистые и возбуждённые. Вася и не знал, и не догадывался, что у них могут быть такие голоса. Бывали, конечно, иногда и размолвки, но чтобы они так упрекали друг друга! И всё из-за него… Кто бы мог подумать!

Домой Вася пришёл через час — пришёл неслышно. В комнате было как-то сиротливо, одиноко, хотя мама с папой были на месте. Мама с непривычно натянутым, словно собранным в кулак лицом, вязала Васин свитер, а папа в углу за письменным столом молча надписывал на конверте адрес.

— Закончил? — спросил Вася, и папа кивнул. — Пойдёшь сдавать на почту? — Папа опять кивнул и ушёл.

Вася хотел пойти с ним, надо было пойти! Папа был бы рад, и, кроме того, Вася искупил бы немножко свою вину за то, что не сбегал в магазин. Надо было пойти. Неужели он в самом деле «использует» в каких-то своих целях маму? Не очень-то папа знает его, своего сына…

Мама была молчалива, лишь суховато спросила, где Вася был. Вечером, лёжа в постели, Вася натягивал на спину тонкое одеяло и мучительно думал. Он сравнивал папу с мамой, кто как держался с ним, и не смог прийти ни к какому решению. С мамой он был всё время, с утра до ночи, во время домашних дел, чтения, игр, даже в классе на контрольных и на диктантах был он с ней, потому что дома она терпеливо помогала Васе решать трудные задачки и примеры, диктовала сложные предложения, разбирала ошибки… Даже плавать его научила мама. Плавает она не хуже Алькиного отца — легко, красиво, с удовольствием, куда лучше папы! У мамы всегда на всё хватает терпения. Да, с папой он был реже, папа почти всегда занят. Однако они не раз рыбачили на Бычьем пруду, пилили и заменяли на садовом участке подгнившие столбы, дурачились в море и на матраце — дурачиться папа любит не меньше мальчишек, и любит вспоминать своё детство, и запросто выдумывает самые невероятные, длиннющие — на целую неделю! — сказки, и охотно рассказывает о своих поездках. Да, и папа многое значит в Васиной жизни…

Утром Вася сразу почувствовал, что мамы нет в комнате. Он это всегда чувствовал каким-то особым, необъяснимым чутьём. Комната без неё была скучной и пустой. «Папа есть папа, а мама есть мама, — вдруг подумал Вася, — и ничего тут не попишешь, и сравнивать их нельзя…»