Гонконгский травник обладал несомненными признаками мудрости. Пучок волосков произрастал из ухоженной бородавки на левой щеке. Очки в стальной оправе впивались в переносицу и виски. Бугристый шрам на шее Лин Цзяо не вызвал у него никакого интереса. Внешние признаки для врача, повидавшего всякое, несущественны.
Травник не подвел. Долго ощупывал запястья отца, лодыжки. Отогнул веки. Зацепив пальцами, вытянул язык больного и надолго задумался в этой позиции. Лин Цзяо пучил глаза от невозможности сглотнуть. Затем доктор неторопливо отвинтил колпачок авторучки пекинского завода "Процветание". Золотое перо выводило красивые иероглифы: "Напряженная и длительная борьба, работа, невоздержание и приверженность к излишествам, включая половые, поставили пациента в положение, когда его личное время истекает быстрее общего. Силы исчерпываются, обгоняя смены сезонов".
Почтительно, двумя руками он протянул отцу листок.
Лин Цзяо прочитал диагноз, посидел несколько минут с закрытыми глазами. Правилами игры предполагалось глубокое осмысление ученых суждений травника и затем изъявление согласия с ними медлительным кивком. Дальше происходило самое важное - писание рецепта, поскольку именно к нему прилагался счет.
Клео, скрывая зевоту, посмотрел в окно двенадцатого этажа. Далеко внизу ненавистная стройка линии метрополитена уродовала проспект. Как шрам.
- Пожалуйста, рецепт для вашего уважаемого отца, - произнес секретарь травника.
К розовому листку была пришпилена ещё и записка. Обращались в ней к Клео его китайским именем - Лин Цэсу, что допускалось только для домашних. С сайгонских времен Клео Сурапато считался яванцем, ставшим гражданином Сингапура. Он негодующе поднял глаза.
- Вам, - сказал нагловато секретарь травника.
В бумаге говорилось:
"Уважаемый господин Лин Цэсу!
Примите наилучшие пожелания от давнишних друзей, имена которых, вам, известному финансисту, вполне справедливо покажутся малозначительными. Возможно, вам доводилось среди несомненно важных и неотложных забот слышать о братьях из "Бамбукового сада..."
Клео перевел взгляд в конец страницы, на подпись:
"Капитан Бамбуковых братьев Сы, сын капитана Сы".
3
За забором верфи "Кеппел" скрежетало судовое железо, с которого обдирали ржавчину. Отвратительный шум проникал в просторный вестибюль биржи. Бруно Лябасти, переговорив со своим брокером, вышел на улицу, и, пока он шел к стоянке такси, у него совсем заложило уши. Китаец за рулем "мазды" выжидающе смотрел в зеркало заднего вида, с которого свисала гроздь амулетов. Бруно улыбнулся зеркалу и сказал:
- По окружной, пожалуйста, вокруг залива.
- Первый раз в этом городе, сэр? Туризм, бизнес?
- Да как сказать... И то, и другое.
- О-о-о! И то, и другое... О-о-о!
Сингапурская вежливость холодна, как дверная ручка. Она замешана на материальном интересе, и только. Нечто вроде этикетки. Всякому товару своя. Восторг был обязан выгодному маршруту в "мертвый" час.
Радио, по которому диспетчер на пекинском диалекте оповещал о пассажирах, скрипело и взвизгивало.
- Делаем деньги, сэр?
Дурацкий вопрос входил в дежурный комплект приемов поддержания вежливой беседы.
- А сколько сам зарабатываешь? - сказал, переходя на китайский Бруно.
- О-о-о! Зарабатываю! - повторил таксист, поглощенный сообщениями рации. Потом спохватился. Полуобернувшись, пытался сообразить: ослышался или заморский дьявол действительно говорит на языке Поднебесной?
- Вы спрашивали, сколько я зарабатываю, сэр, - ответил он на всякий случай по-английски. - Если говорить о расходах...
Бруно опередил:
- Налоги, взнос за квартиру, семья, дети в колледже, да ещё содержанка, разумеется, молоденькая и требующая французской парфюмерии...
- О-о-о! Французской парфюмерии... Сэр и ещё раз сэр!
- Что значит - ещё раз?
- Вы, наверное, большой писатель, сэр, а значит я должен обращаться к вам "сэр и сэр"... С двойным почтением. О-о-о! Откуда вы знаете про парфюмерию?
Дом, дети, стареющая подруга жизни, наложница, неприкасаемый банковский депозит, предназначенный для дорогостоящего гроба: в мир предков следует явиться преуспевающим... Как однотипны эти ребята! От воротил до "младших братьев" всемогущего "Бамбукового сада", в общак которого с каждого доллара, набрасываемого электронными счетчиками сингапурских такси, автоматически отчислялись пятнадцать центов. Из этих пятнадцати два цента шли лично ему, Бруно Лябасти.
...Давным-давно специалисты из отдела планирования его фирмы "Деловые советы и защита" с дотошностью профессионалов, уволенных по возрасту из нескольких разведок нескольких стран, перетряхнули подноготную двух сингапурских банд. Отцами-основателями обоих были главари шанхайского и кантонского землячеств, занимавшихся извозом со скоростью собственных ног. Внуки рикш превратились в таксистов, землячества - в кооперативы, а гангстерский рэкет внутри каждого землячества оставался неизменным: или плати, или становись инвалидом. Ничего необычного. Необычными оказались размеры столетних накоплений банд - недвижимость и банковские счета, а также оборот теневых инвестиций и получаемые прибыли.