Сингэ сабур (Камень терпения)

Она перерывает все матрасы. Находит свои черные четки. «Аллах, ты один можешь прогнать дьяволицу: Аль-Муахир», она перебирает четки, «Аль-Муахир…», поднимает чадру, «Аль-Муахир…», выходит из комнаты, «Аль-Муахир…», а теперь и из дома, «Аль-Муахир…».

Ее больше не слышно.

Она не возвращается.

Как только наступают сумерки, кто-то входит во двор и стучит в дверь, ведущую с улицы в коридор. Никто не отвечает, никто не открывает ему. Но на сей раз пришелец, кажется, что-то задумал в саду. Хруст веток, стук ударяющихся друг об друга камней слышны во всем доме. Может быть, он хочет украсть. Или сломать. Или построить. Женщина узнает об этом завтра, когда войдет сюда вместе с лучами солнца, которые проникнут в дом сквозь дыры в желтом и синем небе на занавеске.

Опускается ночь.

Сад замирает. Пришелец уходит.

День начинается. Женщина возвращается.

Смертельно побледневшая, она открывает дверь и на мгновение застывает на пороге, стараясь подметить малейшие следы вторжения. Никаких. Растерянная, она проходит в комнату и сразу направляется к зеленой занавеске. Тихонечко отдергивает ее. Мужчина по-прежнему там. Глаза открыты. Дыхание все в том же ритме. Кружка капельницы наполовину опустела. Капли, как и прежде, стекают в согласии с ритмом вдохов-выдохов или с камешками, которые на черных четках перебирают пальцы женщины.

Она опускается на матрас. «Кто-то починил входную дверь?» Вопрос повисает в воздухе. Ответа ждать напрасно. Как всегда.

Она встает, выходит из комнаты и, все еще в растерянности, осматривает остальные комнаты и подвал. Поднимается обратно. Входит. Потрясенная. «Но ведь никого не было!» Охваченная нарастающей усталостью, она медленно оседает на матрас.

Без единого слова.

И больше не двигается, только продолжает перебирать четки. Три оборота. Двести семьдесят костяшек. Двести семьдесят вдохов-выдохов. И больше никакого из имен Господа.

Прежде чем приступить к четвертому обороту, она вдруг заговаривает: «Утром ко мне опять отец приходил… но теперь чтобы обвинить меня, будто я украла павлинье перо, а оно ему служило закладкой в Коране. Я так смутилась. Он был разгневан. Мне было страшно». Этот страх теперь легко заметен даже в ее взгляде, блуждающем по углам комнаты. «Но это ведь так давно было…» Покачивается всем телом. В голосе звучит решимость. «Очень давно я его украла». Она с усилием встает. «Я брежу!» — шепчет она, сначала тихо, потом все быстрее, взволнованно: «Я брежу. Мне надо успокоиться. Мне надо помолчать». Она не в силах ни секунды усидеть на месте. Беспрестанно в движении, кусает большой палец. Глаза бегают. «Да, это был гнусный случай с пером… правда, да. Это после него я стала сумасшедшая. Чертово павлинье перо! Началось-то все как простой сон. Да, сон, только очень необычный. Каждую ночь он все снился и снился мне, когда я была беременна моей первой малышкой… каждую ночь я видела один и тот же кошмар: как будто я родила мальчика. Мальчика, у которого уже есть зубы и он умеет говорить… У него лицо моего дедушки… этот сон мучил, терроризировал меня… Тот младенец, он говорил мне, что знает один мой страшный секрет». Тут она замирает. «Да, мой страшный секрет! И если я не дам ему все, что он захочет, он всем его расскажет. В первую ночь он потребовал мою грудь. Глядя, какие у него зубы, я не хотела ему давать ее… тут он как завыл…» Она затыкает дрожащими руками уши. «Я по сей день еще слышу его вой. И давай рассказывать про мой секрет, правда, только самое начало. Я не выдержала, уступила. Я дала ему груди. Он сосал их, и кусал их зубами… я кричала… я плакала во сне…»