Сингулярность. Образы «постчеловечества»

История человечества всегда была сопряжена со сложнейшими коллизиями по поводу изменения границ между своими и чужими — однако, по почти единодушному мнению ученых и философов, общая тенденция сводится к постепенному расширению кругу «своих» — как выразился А. П. Назаретян происходит увеличение «объема альтруистической идентификации».[33] Сейчас вполне банально звучит мысль, что в каком-то смысле кругом «своих» стало все человечество — мысль эта разумеется, может быть принята только с большим числом оговорок, остается, скажем, военная вражда между народами, однако столь же вероятно, что человек, поехавший на другой край земли и увидевший как иноплеменник совсем другой расы и культуры подвергается опасности на пожаре или во время стихийного бедствиях — поможет этому иноплеменнику. Когда русский турист помогает утопающему китайцу или индейцу — он, тем самым бессознательно актуализирует представление о едином человеческом виде как не только биологическом, но и моральном единстве. Это тривиально, но куда интереснее, что происходит дальше.

Процесс расширения «круга ближних» не просто бьет как волны о берег в границы человеческого рода, но и постоянно перехлестывает через эти границы. В ХХ веке начали поднимать вопрос о моральных обязательствах людей перед животными — что проявляется уже в юридической концепции прав животных, начинающей закрепляться на уровне законодательства — например, в 2008 году парламент Испании признал права крупных человекообразных обезьян на жизнь и свободу, а в 2015 году французский парламент признал, что животные являются живыми существами, наделенными чувствами. Научная фантастика предупреждает о маячащей в будущем проблеме признания прав роботов, искусственного интеллекта, виртуальных личностей — и это проблематика будет обострена в том случае, если наука откроет способ создание компьютерных копий личностей живых людей. Симптоматичным тут выглядит повесть американского фантаста Теда Чана «Жизненный цикл программных объектов», в которых описана борьба героини за права на свободу и достоинство виртуальных личностей, воспитываемых людьми — то есть чего-то вроде тамагочи.

Если же вернуться к живой природе, то признание прав животных — еще не предел расширения «круга своих»: уже возникли теории, придающие всему живому, всей биосфере одинаковую ценность с людьми. Примером такой теории может служить выдвинутая в начале 1970-х годов концепция «глубинной экологии» норвежского философа Арне Несса, доказывающего, что все живое самоценно само по себе независимо от пользы, приносимой людям.[34] На первый взгляд, такого рода красивая риторика представляет собой просто игру ума, имитацию мистицизма без реального мистического опыта, но все не так просто — поскольку с одной стороны, эти теории действительно примыкают к метафизическим и мистическим переживаниям единства бытия и всего живого, а с другой стороны — и на практике это еще важнее — эти теории находятся на службе у экологической пропаганды, они являются «идеологемами» этой пропаганды, а экологизация — одно из самых перспективных направлений развития человечества.

Тут правда, может возникнуть вполне законный вопрос. Да, экология, и, в частности, защита животных — это очень важные и полезные вещи, в их пользу можно привести и рациональные и эмоциональные аргументы. Но почему мы должны говорить об экологической проблематике на языке этики, которая этой проблемам изначально чужда и которая традиционно касается межчеловеческих отношений? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно посмотреть на контекст: такие вопросы можно поставить отнюдь не только по отношению к экологии. Об этике начинаю говорить применительно к проблемам, которые еще лет 100 назад никто бы не назвал моральными.

Этический империализм

В социальных науках есть понятие «экономического империализма» — то есть экспансии экономических (и прежде всего экономико-математических) научных методов в смежные области, например демографию или политологию. Аналогично, сегодня можно говорить об «этическом империализме» — экспансии этики на темы и вопросы, для нее совершенно новые. Параллельно тому, как в сфере морали происходит расширение сообщества «своих», в сфере этики — то есть моральной рефлексии — происходит расширения круга вопросов, подпадающих под ее компетенцию. Начиная со второй половины ХХ века этику на Западе — а вслед за Западом и в других концах Земли — пытаются приспособить для решения самых разных проблем — от экологии до политики, от медицины до правосудия.