Синяя бабочка плетельщика судеб

Эрни всегда любил загадки, любил размышлять и представлять себе неведомые миры, за что в деревне его всегда называли бесполезным мечтателем… Может быть, он смог бы стать уважаемым человеком, если бы применял свой разум на практике. Но ему почему-то всегда казалось, что если он сделает это, то замарает мечту реальностью, как мамин парадный кружевной платок в дёгте. Однако тайна сильфа не казалась обыденной и грязной, наоборот, она светилась как драгоценный камень в каморке деревенской травницы и была достойна размышления.

Эрни жевал и хмурился, стараясь понять, как он вообще умудрился принять сильфа за человека. Но, при всей своей простоте, разгадка ускользала, призывно махая пушистым хвостиком где-то совсем близко. Тогда мальчик решил пойти от обратного. Что отличает это существо от человека? Почему, глядя на него, понимаешь, что он не такой?..

Мальчик начал вспоминать всех людей, которых он когда-либо видел ранее. Маму с генеральским характером, становившуюся ласковой кошечкой в присутствии папы; серьёзного и делового гончара-отца; мальчишек, с которыми он раньше дружил, а теперь был в жуткой ссоре; сестёр, вечно болтающих на совершенно неинтересные темы; строгого старосту, который по деревне ходит напыжившись, как индюк, но стелется перед сборщиком налогов… Вот оно. Точно. Люди ведь делятся на тех, кто требует почтения и кто его оказывает. Здесь, в этом городе, Эрни узнал ещё один тип — нелюдимые одиночки, волком цепляющиеся за своё право не пресмыкаться ни перед кем.

Сильф ни словом, ни жестом не требовал почтения. Не смотрел поверх голов, не говорил презрительно, через губу. Так же он не благоговел ни перед кем: не склонял головы, не называл господином и не льстил. Но и на волка-одиночку он тоже не походил, не было той агрессивности. Может быть, сильф относился ко всем, как к равным? — Эрни хрустнул куриной косточкой во рту и отмёл эту мысль. — Нет, невозможно даже представить себя на одной ступени с ним. Он не требовал почтения, но ему хотелось подчиняться… Просто следовать его приказам, забыв про долг перед роднёй или деревней.

Может, сильф просто ведёт себя как старший товарищ? Более опытный, но друг, который всё покажет и расскажет?.. Нет, такие тоже всегда требуют почтения… И оказывают его, когда надо.

Зайдя в тупик, Эрни принялся активнее жевать челюстями, наблюдая за предметом размышления. Сильф двигался легко, плавно, уверенно, быстро. На мгновение он полностью застывал, уставившись в пространство, а потом вновь взрывался движением, продолжая свой безумный танец под неизвестную мелодию.

От неожиданной догадки Эрни чуть не вскочил со стула. Вот оно! Танец! Он уже видел такое! Да! Четыре года назад к ним в деревню приезжали бродячие артисты, что для жителей стало чуть ли не событием века. И взрослые, и дети заворожёно смотрели на выступления, смеялись над шутом, ахали перед фокусником… А в самом конце были танцы: весёлая девушка с пышными чёрными кудрями — причём нельзя сказать, что особо красивая — затащила на специально выделенную площадку всех, кто мог ходить. Она была игрива, хватала за руки, тянула за собой, улыбалась так, что каждому казалось, будто эта улыбка адресована именно ему. И невозможно было отказать. За пару минут она заставила половину деревни — молодую половину, где свои иерархические заморочки — танцевать на равных один танец. Вместе, под одну мелодию… Но сама она равной не была: девушка вела, подчиняя огромное количество людей своим движениям, без принуждения, не требуя восхищения. После многие из молодёжи хотели сбежать вместе с этими артистами. Девушки — чтобы стать такой, как она; парни — чтобы завоевать её сердце. К счастью, директор труппы никого не пустил.

Вот и сильф был точно таким же: сгусток чистой энергии в телесной оболочке танцующий под неведомую музыку и заставляющий… Нет, скорее даже приглашающий присоединится к нему. Не отдающий приказы — зачем? Следующие ритму сделают всё сами! — а предлагающий… Но от этого предложения почти невозможно отказаться.

Йон всегда подозрительно относился к людям — да что там, он всех ненавидел за то, что они здоровые, а он нет! — однако сильф умудрился стать ему кем-то вроде друга. Конечно, это могло быть банальным сочувствием, глядя на его увечья алхимик мог вспомнить себя в похожей ситуации, но в лавку заходило множество других калек, и никто из них не удостаивался такой чести.

Эрни жевал крылышко целиком, вспоминая. Нет, тогда сильф не был таким лёгким, таким… Энергичным. Словно на него надели кандалы, не давая резким движением разбить рамки социальных слоёв, не давая душе делать то, что хочется, не давая быть самим собой.

— Что пялишься? — с интересом спросил сильф, болтая в воздухе пробиркой. — Влюбился что ли?

В пору было покраснеть — всё-таки неприлично так долго смотреть на чужого человека — но в танце не особо любят рамки приличий, там ценится искренность.