Что она имела в виду? Значит, папе еще что-то угрожает?
Папы все не было. Подойдя к двери, я выглянул осторожно в замочную скважину: коридор был пуст. Мне думалось: «А если что-то и вправду случилось? Случилось, но тетя Нина вгорячах про меня забыла, а остальные ведь просто не знают, где меня искать…» И в этот момент раздались странные звуки, будто позванивали маленькие колокольчики, — в коридоре совсем рядом с дверью висел телефон, и он звонил, но совсем по-особому… Может, это звонят о папе?.. Я высунулся, схватил трубку. Там произнесли:
— Тубинститут слушает.
Это было непонятно: тубинститут, где лечит больных мама, не имеет к папиному физическому институту никакого отношения. И почему это «тубинститут слушает»? Это мы здесь его слушаем, а он, наоборот, нас зачем-то вызывает… Я собрался было задать законный вопрос: «Алло! А кого вам надо?» Но услышал поскрипывающий голос тети Нины:
— Здравствуйте! Прошу вас как можно скорее сообщить вашему врачу Моториной…
Меня будто ударили в грудь, в голове пронеслось: «Случилось самое страшное и тетя Нина об этом звонит…» Трубка чуть не выпала из рук. А тетя Нина продолжала четко и громко:
— …сообщите ей, что ее сын Валя попал в уличное происшествие и в настоящее время находится в тридцать шестой поликлинике в рентгеновском кабинете.
Я бежал, бежал и думал только о том, чтобы скорее добежать.
— Тетенька, простите. Очень нужно. Дайте, пожалуйста, две копейки. Спасибо.
В будку телефона-автомата я ворвался как шквал:
— Алло! Надежду Андреевну! Как ушла? Может быть, еще не совсем ушла, может, еще на лестнице? Ой, крикните, пожалуйста, это ее сын… Алло! Мамуль! Это я, Ваяя.
— Господи, Валенька, Валюшенька! Что с тобой? Что случилось? — Мама не то всхлипнула, не то икнула. — Где ты?
— На Невском. У кино «Октябрь», — безмятежно объявил я.
— Как у кино? Тебя отпустили? Ты один? Что-нибудь сломано? Как рентген?
— Какой рентген? Ты что, мамуль?.. Я хотел спросить, можно мне в кино? Хорошая картина…
— А как же?.. Погоди! Ты был в поликлинике?
— Какая поликлиника? Мамуль, я же спрашиваю, можно мне в кино? Ты поскорей, а то сеанс начинается.
— Господи! Милый мой, дорогой мой мальчик! Конечно, можно… По-моему, мама плакала.
Дело в том, что телефон, висящий возле папиного кабинета, подключен параллельно к другому телефону — белому, блестящему, всегда стоящему в рабочем зале отдела у Позена на столе. Вот по нему-то, когда все ушли на обед, звонила в мамин институт
Я прыжком выбрался из будки автомата. Я ликовал, приплясывал, напевал. Будь толпа на Невском чуть пореже, я сплясал бы танец дикарей. Потому что, пусть это касалось мамы другого Вальки, я чувствовал, что просто не пережил бы, если бы у нее сделался инфаркт.
Да, сколько я ни говорил себе, что здешние родители — чужие, но до конца осознать этого не мог. То есть, конечно, мои папа с мамой — совсем-совсем иное… Но и за этих я тревожился и волновался. Я тревожился за них даже больше, ведь они — эти
Со стороны Нины Александровны было неумно врать, что я в тридцать шестой поликлинике, ведь тридцать шестая — вовсе не детская, никто бы меня туда не послал… А вот зачем ей понадобилось такое вранье, это я еще намеревался выяснить.
И выяснил. Возле рентгеновского кабинета в кресле для ожидающих сидел папа. «А может, я не понял и тетя Нина говорила не обо мне, а о папе?» — это было первое, что пришло мне в ум. Но папа был непохож на пострадавшего. Он развернул газету и поглядывал то в нее, то на белую дверь. Дверь пискнула, растворилась и оттуда показалась Лидия.
Я замер. И, встав за колонну, наблюдал оттуда, как он подхватил бледную Лидию, как накинул на нее теплый плащ и почти понес к выходу. «Так вот на что намекала маме
У меня даже заныл затылок. «Но это еще будет не сейчас, сейчас мама ничего еще, к счастью, не знает. А после пусть беспокоится