В полутемном коридоре было пусто и тихо. Дверь в палату, где лежала Ида, была приоткрыта, но я не придал этому значения. В кармане зажужжал мобильник. Звонила жена. Я поднес телефон к уху и вдруг оглох: в палате Иды не было света. Там всегда горел ночник, а в углу, рядом с креслом, – торшер, но сейчас света не было. Я ускорил шаг, по-прежнему прижимая к уху телефон, но ничего не слыша, вбежал в комнату, щелкнул выключателем, увидел Алика, нависшего огромной черной массой над Идой, бросился к нему, ударил телефоном, толкнул, но мне не удалось даже стронуть его с места – такой он был огромный и тяжелый, он сжимал правой рукой нож, вошедший по рукоятку в грудь Иды, его корчило, он дергался и мычал, пытаясь вытащить нож, но нож застрял, и я снова его ударил – изо всей силы, а потом еще ногой, и тогда он вдруг отвалился от мертвого тела и тяжело осел на пол, и тут Ида застонала, и это было так страшно, что у меня что-то вспыхнуло в голове и онемели ноги, а Алик застонал и лег на пол, и я не выдержал и закричал, швырнул телефон в стеклянную дверь и закричал, завопил, а когда вбежали люди, рухнул в кресло и потерял сознание…
28
На первом же допросе Алик во всем признался. Он убил Иду, потому что она могла рассказать милиции о человеке, который похищал голубок, то есть об Алике Холупьеве. Поначалу он не верил, что старуха располагает какими-нибудь компрометирующими его сведениями. Но когда думаешь об этом час за часом, день за днем, когда думаешь только об этом и ни о чем другом, рано или поздно нервы не выдерживают, и уже не важно, знает она что-то или нет, важно освободиться от этого наваждения – убить и освободиться. Несколько раз он приходил взглянуть на нее, надеялся, что она так никогда и не проснется, но все эти разговоры, ожидания людей, надеявшихся на чудо, создавали раскаленную атмосферу, в которой надежды его испарялись, и однажды он понял, что у него не осталось выбора. Ну и потом, нельзя же было исключить, что она о чем-то догадалась или даже что-то видела. Ведь поначалу он ни о чем таком и не помышлял, а потому и не скрывался. Эта девчонка, Лиза Добычина, она была самой дерзкой, самой наглой, самой приставучей. В нее как будто бес вселился. Даже когда подружкам это надоедало и они расходились по домам, она продолжала преследовать Алика, куда бы он ни направлялся. Швыряла в него камни, дразнила, оскорбляла, выкрикивала ругательства. Грязные ругательства. Эта девочка с ангельским личиком была переполнена грязью. А главное, конечно, – она была уверена в своей безнаказанности. Ведь Алик – инвалид: не убежит и не догонит. Она так уверовала в это, что совсем утратила осторожность. Однажды вечером на берегу озера она стала бросать в Алика камнями, стоя выше его на склоне, но не удержала равновесия и съехала на заднице к его ногам. Грязная тварь. Мясо, тупое мясо. Но он не хотел ее убивать – он хотел ее проучить. Однако первый же удар оказался слишком сильным…
– Это вы стучали в дверь? – спросил Пан Паратов.
– Я увлекся, – сказал Алик. – Заигрался. Это было лишнее, но я не мог удержаться: игра оказалась такой затягивающей…
Он увлекся. Он действовал наобум, по наитию, но это срабатывало. Через два дня он сказал Ане Шакировой, что знает, где находится Лиза Добычина, но это пока тайна. Он отведет ее к подружке, если Аня будет молчать. Примитивная уловка – но девчонка на нее клюнула сразу. И остальные тоже. Никто ничего не видел и не слышал, хотя он не особенно и таился. Может быть, все дело в том, что на него просто не обращали внимания. Для большинства он был не человеком, а тенью. Встречаясь с ним на улице, люди отводили глаза. Наверное, если бы он средь бела дня вышел на площадь с отрубленной головой в руках, этого никто не увидел бы.
Милиция обшаривала город, расспрашивала людей, но к нему за все это время так никто и не обратился. Даже не попросили у него фотографии голубок, которые расклеивали на столбах и стенах, а ведь у него сотни их фотографий. Уж он-то знает голубок лучше многих и много чего мог бы о них рассказать. Но к нему ни разу не подошли, ни разу ни о чем не спросили. Тень. Человек-невидимка.
– Зачем вы стучали в дверь? – спросил Пан Паратов.
– Не знаю, – сказал Алик. – В первый раз мне вдруг захотелось поговорить, но когда она выглянула, я не решился…
– А потом?
– А потом… это была игра, просто – игра…
– О чем вы хотели с ней поговорить? Вы хотели признаться в убийстве?
– Признаться? – Алик усмехнулся. – Не помню. Да теперь это и не важно.