Синяя лилия, лилия Блу

Блу хотела сказать, что как раз она на это не способна, но решила не удлинять без нужды разговор.

– Вот почему меня изначально привлек Ганси, – продолжал Мэлори. – Несмотря на внешнюю взбалмошность, у него очень приятная нейтральная аура. Рядом с ним я совсем не ощущаю присутствие чужого человека. Он ничего не отнимает у меня. В последнее время Ганси стал немного громче, но не особенно.

У Блу были лишь самые отдаленные представления о том, что такое взбалмошность, и они тщетно пытались примениться к Ганси. Она спросила:

– А каким он был… раньше?

– О, то были прекрасные дни, – ответил Мэлори и, помолчав, добавил: – Ну, не всегда, конечно. Тогда он был меньше.

То, как он произнес это слово, дало понять, что Мэлори не имел в виду рост; Блу подумала, что знает, о чем речь.

Мэлори продолжал:

– Ганси пытался доказать, что у него не просто галлюцинации. Он по-прежнему был одержим самим событием. Кажется, теперь он перерос это ощущение – к счастью.

– Событие… то есть укусы ос? Смерть?

– Да, Джейн, смерть. Он все время ломал голову над тем, что произошло. Постоянно рисовал пчел, ос и так далее. С воплем просыпался от кошмаров. Ему пришлось нанять отдельное жилье, поскольку я не мог ночевать с ним в одном доме, как ты понимаешь. Иногда эти приступы случались и днем. Мы мирно шагали по какой-нибудь конной тропе в Лестершире – и вдруг он валился наземь и корчился, царапая себе лицо, как ненормальный. Я, впрочем, его не трогал, и приступ проходил, и Ганси поднимался, как ни в чем не бывало.

– Какой ужас, – прошептала Блу.

Она вспомнила небрежную улыбку, которую Ганси научился надевать на свое истинное лицо. Она со стыдом вспомнила, как однажды задумалась, что заставило парня вроде Ганси – человека, обладавшего всем на свете, – выработать у себя такое умение. Как несправедливо было с ее стороны предполагать, что любовь и деньги устранили из его жизни боль и трудности. Она с долей раскаяния вспомнила об их ссоре в машине накануне ночью.

Мэлори, казалось, не слышал ее.

– Впрочем, Ганси прекрасный исследователь. Какое чутье на всякие скрытые штуки! Этому нельзя научиться. С этим надо родиться.

Она вспомнила голос Ганси в пещере, чуть слышный и полный страха: «ОСЫ».

И вздрогнула.

– Конечно, в один прекрасный день он ушел, – задумчиво произнес Мэлори.

Блу поспешно сосредоточилась.

– Что?

– Не стоило так удивляться, – небрежным тоном продолжал профессор. – Я знал, что он великий путешественник. Но мы, как мне казалось, не проводили настоящих исследований. Так себе, тяп-ляп на скорую руку. Но однажды утром он просто исчез.

– Как исчез?

Пес вскарабкался на грудь Мэлори и лизнул старика в подбородок. Тот не стал отгонять собаку.

– Ну… исчез. Вместе с вещами, со всеми сумками. Многое он оставил – то, в чем не нуждался. И так и не вернулся. Прошло несколько месяцев, прежде чем Ганси позвонил, как будто ничего не произошло.

Блу с трудом могла представить Ганси, который что-то вот так взял и бросил. Он окружал себя исключительно вещами, за которые отчаянно цеплялся.

– Он даже не оставил записки?

– Просто уехал, – ответил Мэлори. – Потом его родители иногда звонили мне и пытались выяснить, где он.

– Родители? – Блу показалось, что ей рассказывают о каком-то совершенно другом человеке.

– Да. И я, конечно, сообщал им, что мог. Но, в общем, я и сам не знал. Перед тем как приехать ко мне, Ганси побывал в Мексике, а потом, прежде чем вернуться в Штаты, кажется, отправился в Исландию. Я до сих пор и половины не знаю. Он собрался и уехал так легко и быстро. Он уже много раз такое проделывал, Джейн, для него это привычная вещь.

В голове Блу медленно связывались воедино прежние разговоры, обретая новые оттенки смыслов. Она вспомнила ту заряженную электричеством ночь на склоне горы, когда они смотрели на Генриетту, похожую на сказочную деревушку. «Дом», – сказал Ганси таким тоном, как будто это слово причиняло ему боль. Как будто он не мог в это поверить.

История, которую рассказал Мэлори, не противоречила тому, что Блу знала о Ганси. Просто Ганси, которого она видела, был лишь отчасти правдой.

– Нет, это трусость и глупость, – сказал Ганси с порога.

Он стоял, облокотившись о косяк и сунув руки в карманы, по своему обыкновению.

– Я не любил прощаться, поэтому просто устранился и не подумал о последствиях.

Блу и Мэлори уставились на него. Интересно, как долго он успел простоять там?

– Очень великодушно с вашей стороны, – продолжал Ганси, – не сказать мне ничего об этом. Я не заслужил такого отношения. Но, поверьте, я очень сожалел.

– Ну… – произнес Мэлори. Ему, кажется, было очень неловко.

Пес отвел глаза.

– Ладно. Каков вердикт касательно вашей пещерной женщины?

Ганси сунул мяту в рот; невозможно было не думать о прошлой ночи, когда он положил точно такой же листок в рот Блу.

– Пока что она останется здесь. Это решил не я, а Персефона. Я предложил привести в порядок первый этаж Монмутской фабрики. Возможно, в конце концов, именно так мы и поступим.

– Кто она вообще? – спросила Блу.