Синяя соляная тропа

Флора Маккрэканн не знала другой любви, кроме как построенной на ее условиях. Она любила отца и мать, но все же не чувствовала, что достаточно с ними близка. Возлюбленный Флоры отчасти укротил ее необузданное сердце, но затем она поработила его и превратила в подобие домашнего питомца, к которому не испытывала ничего, кроме привязанности. И вот впервые в жизни Флора Маккрэканн полюбила искренне, по-настоящему. Все в ее дочери было очаровательно, от кончика носа до рыжих кудряшек. Девочка оказалась капризной и своевольной. То отказывалась брать сосок, то кричала, требуя молока.

– Сложный ребенок, – сказала мать Флоры. – После крещения присмиреет.

Сама Флора полюбила дочь такой, какая она есть, и не хотела ее менять даже ради своего удобства. Возможно, поэтому она не спешила с крещением и ждала возвращения «Кракена». Так или иначе, девочка еще оставалась безымянной, когда желтая шлюпка с выжившими моряками причалила к берегу.

Они плыли сорок восемь часов без перерыва, изнывали от голода, жажды, холода и страха – все, кроме шелки, окруженного молчанием. Правда, когда их путешествие подошло к концу и они пришли в родную гавань с единственным сокровищем – своей жизнью, – моряки начали роптать. Вспоминать о бочках с жиром, шкурах и бивнях, потонувших вместе с кораблем. Джон Маккрэканн выглядел несчастным и осунувшимся. Пожалуй, у него была на то причина. Ведь именно он не дал шелки утонуть и он взял его с собой на «Кракен». Члены команды быстро пришли к тем же выводам и теперь, когда главная опасность была уже позади, не стеснялись высказываться против бывшего друга.

– Маккрэканн привел на борт лежня, а тот принес беду, – сказал один.

– Он всем нам должен, – добавил другой. – Из-за него мы все потеряли заработок.

– Да его зять, наверное, вовсе не человек, – пробормотал третий, тайком изобразив жест против сглаза.

Несмотря на ропот, никто из моряков не смел смотреть на врага. Они выглядели мрачными и злыми, но все отводили взгляд. В то же время китобой не сомневался, что слухи быстро разлетятся по островам и все узнают: он предал своих товарищей ради чужака.

– Мы больше не сможем здесь оставаться, – сказал он шелки по пути к дому. – На рынке откажутся покупать товары моей жены, моей дочери будут сторониться в церкви. Что же я натворил? Разрушил свою семью, свою жизнь, которую так долго строил. Зачем я прислушался к тебе и твоей страшной сказке?

– Вы поняли, что это правда, – ответил шелки. – И в глубине души всегда знали, что вы – дитя океана.

Отец Флоры упрямо покачал головой.

– Мне нравилась эта работа, но моя любовь к морю еще не значит, что я один из вас.

– То есть вы признаёте, что вам известно, кто я такой?

– Безумец, – отрезал китобой. – Безумец и убийца.

При этом он не смотрел шелки в глаза, а голос его звучал низко и хрипло.

– А что по поводу кедрового сундука на замке?

– А что по его поводу? – отозвался китобой. – У всех женщин есть бельевой сундук. Это ничего не доказывает. Я доверяю своей жене.

– Так покажите, что я ошибаюсь, – с вызовом произнес шелки. – Загляните в него. Если там есть тюленья шкура, коснитесь ее, и к вам вернутся воспоминания. Тогда вы поймете, что вас обманули. Забрали вашу жизнь и вашего ребенка – ибо Флора стала бы одной из нас, если бы ее приняли в клан еще младенцем. А теперь и мое дитя ждет та же страшная судьба…

Китобой тяжело вздохнул.

– Довольно. Я проверю сундук. Если найду там что – на месте и решу, как поступить.

С этим он погрузился в мрачную тишину, и шелки уже никак не мог его разговорить. Они выбрали длинную дорогу и подошли к дому на холме ровно в тот момент, когда зазвенели церковные колокола.

Глава вторая

Путешествие шелки выдалось длинным и странным. Ему тяжело пришлось на борту «Кракена», а возвращение на острова оказалось и того тяжелее. Здесь, на тропе, ведущей к дому, он втайне надеялся на то, что во всем ошибся, и Флора ни в чем не виновата, и его подозрения не верны.

Все-таки смотритель маяка отчасти обезумел от одиночества, горя и злобы. Тогда, среди тюленей и шхер, его история казалась логичной, но на суше представлялась чистой выдумкой – даже самому юноше. Разве шелки могут существовать? А та девушка из клана Серых Тюленей всего лишь привиделась ему от изнеможения и отчаяния. Той ночью он замерзал от холода и не мог мыслить здраво, и не было ничего удивительного в том, что воображение сыграло с ним злую шутку.

Шелки почти переубедил себя к тому времени, как подошел к дому китобоя, окруженному весенними цветами. Тропу на склоне холма окружали розовая армерия, фиолетовая смолевка, ирис и нивяник, желтый утесник и примулы, сиреневые стебли горошка. Шелки еще не видал такого обилия цвета, и, когда на порог вышла Флора во всем белом, как в день их свадьбы, проведенное на «Кракене» время показалось ему всего лишь далеким ночным кошмаром.