Синичка в небе

— Очень приятно, — сказал самый коротко стриженный парень — очевидно, тот самый вернувшийся из армии — и откопав откуда-то жестяную кружку, плюхнул ее на стол. — Присаживайся. Я Эдик.

Сан Саныч многозначительно хмыкнул и выжидательно посмотрел на меня. Проверял: соглашусь или нет. А я отказываться не стала: кивнула, и мне без возражений плеснули в кружку водки.

— Присаживайся, — по-хозяйски пригласил меня Сан Саныч, но единственное свободное место принадлежало ему, и я растерялась. По-видимому, следовало сбегать в соседнюю запыленную комнаты и найти там еще реквизит. — Здесь восемь крепких, хорошо воспитанных парней, и любой будет счастлив подержать на коленях миловидную девицу, — решил за меня проблему Сан Саныч, весело подмигивая и вгоняя в краску.

Смущенная, я посмотрела на парней, которые вовсе не выглядели обескураженными идеей, а потом поступила единственным возможным образом. Даже если бы я не была по уши влюблена в Ивана Гордеева, я бы никогда не выбрала незнакомого потенциального извращенца в качестве живого и дышащего стула. Спустя полминуты неуклюжей возни я уже сидела в углу, на коленях у Ваньки с кружкой водки в руках и думала только об одном: докатилась. Это ж как меня занесло в такую специфическую компанию? Куча пьяных парней, выпивка и заводила с гусарскими усами!

Но, несмотря на очевидную странность ситуации, я сидела на коленях у самого потрясающего парня на свете и млела. Стоило прижаться плечом к груди Ваньки, как гормоны победили разум, и я почувствовала себя пьяной, не успев пригубить алкоголь. В попытке устроиться поудобнее на худых, отчего-то скользких коленках, я поерзала, и почувствовала, как твердо легла на талию рука, придвигая ближе. Мгновение я сидела в позе девицы викторианской эпохи: сложив руки на коленях, неестественно выпрямив спину, и ощущая себя зажатой недотрогой. Даром что водка не вписывалась. Заметив мою неловкость, Ваня повернулся, и я выпалила первое, что пришло в голову:

— Тебе не тяжело?

Он лишь рассмеялся и зачем-то щелкнул меня по носу. Покровительственный жест привлек к себе внимание окружающих, и Сан Саныч погрозил Ваньке пальцем. Дескать, не смущай девушку.

Далее был тост за женскую часть компании, без которой всегда плохо, а потом от меня, наконец, отстали, и вернулись к обсуждению армейских будней. Учитывая, что я не имела служивших знакомых, оставалось только удивляться. Создавалось впечатление, что в страшном и ужасном кошмаре всех парней младше двадцати семи не так уж плохо: никто не собирал на скорость автоматы и не воевал с дедовщиной. Вместо этого будущие счастливые обладатели военного билета строили командирам дачи и писали сайты. И, кажется, из всех собравшихся я была единственным человеком, которого это удивляло. После трех порций обжигающей внутренности смелости я все же осмелилась задать вслух вопрос: с каких пор в армии все так странно? Разумеется, изрядно повеселила окружающих. Парни начали наперебой приводить мне примеры того, что это теперь норма. А я так увлеклась, что положила руку Ваньке на плечо, и не стала убирать, когда заметила. Он и подавно не возражал.

Один раз за вечер Николай Давыдович изволил справиться моими успехами в деле поимки блудного сына, но тот не позволил ответить на звонок: выхватил телефон и перевел его в беззвучный режим. Пригрозил утопить, если буду порываться работать. Я не стала сильно возмущаться, учитывая, что шел седьмой час, и официально я имела право поумерить свои трудовые порывы. Тем более, что я могла бы сказать начальнику? Что мы с его сыном настолько пьяны, что поостережемся попадаться ему на глаза до завтра?

Мы покинули спортзал Сан Саныча в десять часов вечера. Пьяные и очень веселые. Некоторые парни, в том числе соскучившийся по цивилизации недавний армеец, решили воспользоваться благами большого города и туго набитого кошелька и разорились на такси. Я, разумеется, нацелилась на метро, ибо не имела достаточного количества средств. Однако возвращение затягивалось, потому что Ванька не желал идти домой. И вместо того, чтобы набираться сил перед новым трудовым днем, мы стояли на лестнице, спускающейся в метро, и спорили.

— Ты должен вернуться. Отец будет беспокоиться, — умоляла я, отчего-то поправляя нелепо торчащий из-под ванькиной куртки шарф.

— Сказала девушка, которая разорвала отношения со всеми своими родственниками, — отвечал он, ничуть не мешая моим попыткам придать ему более приличный вид.

— Не сравнивай, — отрубила. — Что бы ты сказал, если бы Николай Давы… — в этом месте я сбилась. — Да-вы-до-вич, — с горем пополам выговорила по слогам,

— уехал и оставил тебя одного?

— Скатертью дорожка, — легко парировал Ванька, спускаясь на ступеньку ниже и почти уравнивая наши лица. — Ты видела Сан Саныча?

— Он замечательный, — выпалила, не покривив душой.

— Вот именно. С ним всегда легко. А как вернешься домой, так начинается: что ты весь день делал, чего добился, почему совсем не думаешь о своем будущем, — очень достоверно спародировал он жесткий тон отца, и я вдруг осознала, насколько похожи их голоса.