Читаем Синие берега полностью

- Держи себя, сестра, как положено. Запомни, армия в Любых обстоятельствах армия, - старался произнести строго. Но глаза выражали другое, и он чувствовал это.

Люди механически, с тупым напряжением передвигали ноги. Шаг Марии тоже нетвердый, мелкий, качающийся. Андрей заметил, каждый шаг стоил ей усилия, и она держалась, чтоб не выдавать этого.

- Вот ведь приходится как... - повернул он к ней голову. - Да еще пули, да снаряды, да бомбы. Вот ведь как!..

- Ну и что?

- А ничего. На безопасном расстоянии от войны она может казаться не такой. Когда пуля выпущена в твою грудь в километре с чем-нибудь от тебя, можно не особенно беспокоиться, это неприятно, и только. А за тысячу километров от фронта война выглядит и вовсе терпимой. Нет?

- Зачем ты мне об этом? - Мария даже приостановилась, в глазах слезы обиды. - Разве не я бежала с тобой по откосу вниз, когда в нас стреляли пулеметы? Не я лежала возле тебя на плоту?.. Зачем ты это, Андрей?

Он уже сердился на себя: в самом деле, зачем? Пробовал смягчить сказанное:

- Влипла ты с нами, видишь? Шла бы с беженцами на восток, может быть, и в Москве, дома давно была б... А с нами... Видишь же...

- Вижу.

Положение не казалось ей таким страшным, словно не раз бывало с ней такое и стало уже привычным. Просто была убеждена, что все кончится благополучно. Она не сомневалась, что все кончится хорошо, ведь какое было на коротком пути от берега реки под Киевом до этого леса!.. И ничего, обошлось.

- Андрей... Скоро доберемся до своих?

- Скоро? Не знаю. Этого я совсем не знаю.

- Ну да-а... - протянула Мария.

- Не задавай мне таких вопросов, Мария... сестра... Не мешай мне.

- Я мешаю тебе? - обидчиво замедлила Мария шаг.

- Все время мешаешь, - выпалил Валерик. Он шел, чуть отступив от Андрея, и злился. Он не выносил Марии, и каждый раз, когда она подходила к Андрею, в нем вспыхивало желание оттолкнуть ее, обругать, прогнать. Но сдерживался. "Чего ей надо от нас?.. - досадовал он. - Вот и сейчас: чего пристала к командиру?" - Валяй отсюдова, - прошипел ей в лицо.

Мария, ошарашенная, приостановилась, через минуты три шла уже рядом с Сашей, с Данилой, с Вано.

Андрей чувствовал, что-то проникло в него, и справиться с этим и не мог и не собирался. "Ладно, - договорил он себе. - Ничего особенного в том, что жалеешь девчонку. Девчонка хорошая. - С усмешкой вспомнил, как отчитывала его в блиндаже, в ночь перед уходом на правый берег. - Брось. Не в жалости к ней дело. Тут другое. И не надо выдумывать. Не надо выдумывать. - И опять усмехнулся: - И Валерику ясно, что тут другое, и ревнует потому мальчонка. Не хочет, чтоб мыслями его командира, которого всем сердцем опекает, завладела она. А Танюша с Адмиральской как? пробовал он отбиваться от того, что подошло и не уходило. - А Танюша? С Адмиральской двадцать три? Зеленая калитка и все такое? - Он легко вздохнул. - То юношеское, может быть, даже детское". Он шел и думал об этом, и был доволен, что думал об этом, и вытеснялось все другое сокращалась и чем-то спокойным наполнялась дорога.

Андрей с Валериком дошли до поваленной старой сосны, выпятившей вверх сухие толстые паучьи сучья. Сапоги погружались в траву, как в зеленую воду. Под ногой что-то звякнуло, покатилось. Андрей увидел: пустая консервная банка. У сосны валялись еще банки, окурки: следы чьего-то пребывания. "Перед нами проходило подразделение. Небольшое. Если судить по количеству банок, окурков. Идем, значит, правильно", - убеждал себя Андрей.

Сквозь редевшие деревья стали проступать рваные просветы, напоминая, что близка опушка. Убывал лес, вместе с ним убывала темнота, не вечерняя, а все же темнота, в которой можно таиться от врага, если он недалеко. Кончался защитительный мрак леса. Появилась и еле приметная просека, узкая, как тропа, она давно стерлась, сошлась с травой. Трава уже сглаживала просеку с лесом.

"Должно быть, подходим к Холодному яру, если не сбились, догадывался Андрей, - к тому самому полю, где усач стаскивал с убитых сапоги".

- Опять выбираемся на голое место, - сказал Семену. - Не напоролись бы на кого.

- Не тайга, Андрей, - наморщил Семен лоб. - Может, задержаться до сумерек? Решай.

Андрей ответил не сразу.

- До сумерек долговато. Сам говоришь, разрывов будет много, и на каждый разрыв полдня задержки, так и до зимы не доберемся, куда надо. Рискнем.

Подошли к опушке.

Солнце с силой ударило в глаза: здесь свет и земля сошлись, и все казалось прозрачным, как стекло. Простор поля, пересеченного в километре от опушки широким и длинным оврагом, был наполнен светом, на который трудно было смотреть.

- Пилипенко, Саша! - позвал Андрей. - Давайте вперед. Посмотрите, что в том Холодном яру.

Все следили, как уменьшались фигуры двигавшихся по полю Пилипенко и Саши. Вот остановились они и исчезли, наверное, спустились в овраг.

Минут через двадцать уже направлялись обратно, к опушке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное