— А ты, лейтенант, не шуми. — Рывком скинул Данила с плеч вещевой мешок, одним движением развязал его, и Андрей увидел котелок, ложку, несколько пачек махорки, нательное белье, еще что-то и под всем этим гранаты. — Пять штук! По дороге с ним, — кивнул на Сашу, — вооружились. Большие спокойные крестьянские руки зажали гранаты. — Биноклю твои бдительщики отняли, а добром энтим не поинтересовались. Спешили дюже биноклю отымать. Похвалили ищо… Как это сказали?.. Во, — вспомнил, восьмисильный, цейсовский. Трофейный, выходит, так? Пусть восьмисильный, пусть там цейсовский или какой. Не жалко. Сам чужое отхватил. Не жалко, медленно уступал Данила. — Пусть. Раз пондравился. — Спохватился, что говорлив. От волнения, понял. — Так берешь, лейтенант? А не возьмешь, пойдем, отпустишь если. Где-нибудь да приплюсуемся.
Андрею начинал нравиться этот рыжеусый самоуверенный крепыш. Но все еще сохранял строгий, недоверчивый вид. Он опять посмотрел на Сашу. Вылинявшие, в болотных пятнах гимнастерка и штаны, мятая, кургузая пилотка, грязная повязка вокруг головы. «Как горестный нимб», — подумал Андрей, всматриваясь в Сашу, будто искал следы терний. Потом глянул на его босые ноги. Ноги были одного цвета с землей, на которой он стоял.
— Сапоги кинул, чтоб легче было драпать?
— Не бросил он сапоги, — почти закричала Мария. — Вот его сапоги! выставила вперед ногу. — Зачем говорите так? — настойчиво, чуть не плача, продолжала она. Сердце билось неровно, стукнет-стукнет, остановится, еще стукнет, остановится, даже дышать оттого было трудно.
Андрей увидел ее расширившиеся, полные правды глаза. Если б глаза ее с большими черными зрачками и золотистым отсветом были не продолговатыми, овальными, а круглыми, они походили бы на цветущие подсолнечники, почему-то подумалось ему. «Как у Танюши…»
— Не бросил он сапоги! — Слезы душили Марию. Сдержалась, не заплакала.
— Пять шагов в сторону, — приказал ей Андрей.
— Никуда от них не пойду. — Но под властным, непреклонным взглядом Андрея отошла немного вбок. Никогда с ней так не обращались. Если не считать того, что произошло там, на мосту. Это просто жестокий человек, решила она, камень!
Данила уже не сомневался: лейтенант прогонит. Ко всему придирается, все ему не так…
— Так берешь, нет?
— Как стоишь перед командиром, рядовой Никитин? — одернул Данилу Андрей. — Разговариваешь как?
— Виноват, товарищ лейтенант.
«Два штыка в моем положении тоже прибыль, — раздумывал Андрей. — Да девушка, перевязывать, наверно, сможет. Дело нехитрое».
— Ладно, — сказал.
— Чего ладно? — потерянно спросил Данила. Он снова сбился с тона и быстро поправился: — Не понял, товарищ лейтенант.
— С пулеметом управишься? Или только гранаты бросать обучен? — Это и был ответ, сообразил Данила.
— Так точно! — Он уже чувствовал себя под командой. — Ко всему приучен. Руки у меня русские, веселые…
— Хорошо. Возможно, придется пострелять из «максима». А потом к своим пробираться будем.
— А пробираться, разрешите доложить, товарищ лейтенант, — Данила запнулся, — пробираться — бо-ольшая сила нужна. Немец уже везде — и там и там дорогу нам перекрывал.
— Не паниковать. — Андрей повернулся к Марии: — Возврати сапоги.
Мария, притихшая, безропотно опустилась на траву и, слегка упираясь носком в задник, стянула с ног сапоги. Андрей увидел ее исцарапанные колени. Она заметила этот взгляд и прикрыла колени ладонями.
Она поднялась.
— Надевай, — кивнул Саше. — У меня рота, а не команда босяков. — И Валерику: — Где Тонины сапоги?
— А в блиндаже. Голенища сильно пробиты пулями.
— А все ж сапоги. Принеси. И санитарную сумку ее. — И — опять к Марии. — Перевязывать сумеешь в случае чего?
— Попробую.
Валерик принес небольшие сапоги со следами пуль, санитарную сумку и передал Марии.
— Вот еще бери, — небрежно бросил ей берет защитного цвета. — Вдруг налезет на твой кандибобер, — насмешливым жестом изобразил этакую прическу.
Мария на лету поймала берет. «Что начальник, что его подпевала оба…»
Валерик смотрел на Андрея.
— Вы б подзаправились, товарищ лейтенант, — наставительно произнес он. — Отощаете с голоду. И я из-за вас тоже. Как раз кухня приволоклась. Народ уже наворачивает.
— А знаешь, есть не хочется. — Ему не хотелось есть.
— Всегда вы так, — проворчал Валерик. — С утра ж не ели.
Андрей развел руками: что поделаешь?
— Котелки есть? — спросил Данилу.
— А как же солдатам без котелков?
— Подкрепитесь пойдите. Кто знает, когда еще придется поесть.
Данила, Саша и Мария, голодные, потянулись на дымок кухни.
Андрей двинулся вдоль траншеи. Валерик увязался за ним.
— Вернись! — заметил его Андрей.
— Почему это — вернись? Служба моя такая.
— Ты вот что, «служба такая», рубани каши как следует, ложись и поспи. И уже я буду тебя будить. Понял?
— Как же вы один, товарищ лейтенант? — озадаченно вскинул глаза Валерик и, как всегда в таких случаях, сбил пилотку на затылок, пряди волос тотчас спали на лоб. Он определенно не знал, подчиниться или вместе с Андреем идти дальше. — А вдруг фриц опять?
— А тогда я тебе свистну. А сейчас — поворачивай. Выполняй!
Валерик нехотя, понуро пошел назад.