Воздух наступавшего вечера помутнел, все стало синим — песок, луг и поле, и роща, и холм впереди. Андрей поравнялся с сосной, прямой, как стрела, сосна отбрасывала далеко от себя длинную тень. «Только девятнадцать, — посмотрел Андрей на часы, — да четырнадцать минут в придачу».
В стороне противника тихо, как в пустынном месте. Наверное, птицы поют, стрекозы летают. Да есть ли кто-нибудь там? — прислушивался Андрей. Ветер, сухой и быстрый, бежал прочь от него, и движение ветра обозначал след на пригнувшейся траве. И опять ни с того ни с сего в голову полезли: зеленая калитка на Адмиральской двадцать три, лучшая школа в городе, белый берег Ингула… Андрей подивился, что мелочи живут в сознании несоразмерно своему истинному значению.
У пулеметной ячейки Андрей остановился.
— Тимофеев?
Тимофеев, свернувшийся калачиком возле пулемета, дремал.
— Я! — вскочил.
Тотчас поднялся и второй номер, длинноногий Ляхов, недавний слесарь московского завода.
— Тимофеев, пришлю сюда пулеметчика, — Андрей подумал о Даниле. — А вы — на свое место.
Андрей зашагал дальше. Дошел до блиндажа первого взвода. Рябов, скрестив ноги, сидел под кустом и не спеша ел. Увидев ротного, осторожно отставил котелок и собирался встать.
— Сиди, сиди. — Андрей тоже сел на траву, возле Рябова.
— Поспал?
Рябов неопределенно посмотрел на Андрея.
— Спал, товарищ лейтенант, — почему-то виноватым голосом сказал. Весь взвод по очереди отдыхает. Не то без сил будем, — как бы оправдываясь, добавил он.
Русоволосый, лобастый, с пытливым прищуром глаз, Рябов все делал с паузами, говорил медленно, тоже с паузами, будто все время прикидывал, что и как сделать, что и как сказать. Говорил без жестов, не меняя интонаций, и потому слова его казались менее убедительными.
— Самое время отдохнуть. Если все подготовлено к делу, — одобрительно сказал Андрей. — Участок твой, считай, самый горячий в нашей обороне. Учти. Дашь промашку, все полетит к такой-то матери. Проверяй связь, напомнил Андрей. — Видишь, и телефончики взводам подкинули. Забота о живом человеке, как говорится. — Помолчал. Наклонился, как бы для того, чтобы на ухо сказать, и внятно, в полный голос произнес: — Отход — три красные ракеты. Ты знаешь. Внизу будет плот, знаешь. Есть вопросы? Нет? Тогда бывай…
Андрей спустился к берегу. Метрах в ста, как мосток, виднелся на воде плот. Поодаль, у самого обрыва, темными кругами лежали баллоны на белом песке. Андрей постоял немного, еще раз грустно подумал: «Было бы кому переправляться…»
Андрей вернулся в свой блиндаж. Его обдало запахом махорки и пота: в блиндаже находились Писарев, Валерик, Кирюшкин, Данила и еще бойцы, пришедшие сюда покурить. Мария приткнулась в углу. Андрей пригляделся: голова ее лежала на поднятых коленях Саши, наверное, дремала. «Вот чего мне не хватало — влюбленной парочки…»
— Валерик, — громко сказал. — Веди Данилу к пулемету. К Тимофееву.
Валерик покровительственно кивнул Даниле:
— Пошли.
Данила, помедлив, с достоинством поднялся, ткнул под сапог и придавил окурок цигарки, посмотрел на Марию с Сашей, двинулся за Валериком вслед.
— Кирюшкин, крути в третий, — подошел Андрей к телефонному аппарату.
Андрей приложил трубку к уху.
— Семен. Как у тебя? А-а… Пока порядок, значит? Да и у меня. И правее тоже. Что? Может быть, может быть, выпутаемся. Все? Ладно.
«Только б не промедлить и вовремя взорвать мост, — тревожился Андрей. — Все в порядке, сообщает Семен. Семен — человек точный, быстро ориентируется в обстановке и принимает твердые решения. И Володя Яковлев парень смышленый. У переправы бойцы с противотанковыми гранатами, с зажигательными бутылками. На случай, если немцы двинутся на мост. Сомнительно, сомнительно… На мосту, должны немцы предположить, кое-что скрывается. — Андрей часто прикидывал в подобных положениях, что может противник предпринять. — Но и противнику не грех подумать, как я могу поступить. Возможно, что примет в расчет и то: раз переправу не взорвали, значит, будем ее защищать. Едва ли пойдут немцы на мост в лоб. Всего скорее, все-таки, попробуют смять оборону у Рябова, в обход выйти к самой переправе и захватить целехонькой. — Андрей устало смежил веки, но мысли не обрывались. — Алгебра… — вздохнул. — Но и противник решает алгебраическую задачу с неизвестными. Ему в этом смысле не легче, чем мне. — Он открыл глаза. И усмехнулся, подумав: — А все равно, мне не легче оттого, что ему не легче…»
Он сидел, обхватив руками голову: все ли сделано для предстоящего боя, если немцы двинутся до того, как взорвет мост. Самое главное, как можно меньше потерь, каждый боец в поредевшей роте сейчас особенно дорог.
Андрей вытряхнул из пачки папиросу, щелкнул зажигалкой, из тонкого круглого отверстия торопливо выскочил похожий на длинный ноготь оранжевый огонек. Закурил.