Синие берега

Он почувствовал, что рука не в силах бросить гранаты. «Не получится. Не получится… Оттого это, что куда-то в бок стукнуло. Пуля? Может, и пуля. Нельзя, нельзя, чтоб не получилось! Нельзя… Вот-вот танк отойдет…» Рябов испугался этой мысли. Он выдернул чеку, поспешно привстал на левое колено, хотел еще что-то сделать, но не мог сообразить что и, припадая грудью вперед, метнул гранаты… низко… над самой землей… Рука еще ощущала тяжесть, казалось, что еще держит связку гранат. Он почувствовал боль в запястье. «Это от напряжения… во время броска… жилы натянулись… оттого и больно». Он уже врылся головой в песок, в песок судорожно врылись растопыренные пальцы и перестали дрожать.

Он не дышал. Он ждал взрыва.

9

Дрогнули накаты на блиндаже.

На лугу раздавались долгие взрывы, один за другим, и Писарев видел метавшийся огонь. Горела трава, горел песок, горел воздух.

Жмурясь от едкого дыма, валившего на траншею, Писарев медленно провел ладонью по лицу, вытер выступивший пот. От радости это, подумал. Сердце больно колотилось, это была боль радости, понимал он.

— Горит!.. Горит!.. — возбужденно вырвалось у него. И от того, что выкрикнул это, еще более уверился, что танк в самом деле горел.

Писарев почувствовал слабость. Когда переживаешь радость, оказывается, тоже слабеешь.

Слева явственно донесся грызущий землю скрежет траков. Слева, слева. Танк, один… Пропустили, выходит, не смогли этот остановить. Где они? Писарев думал о Рябове, думал о Скрыпнике, о Зельцере, о Вартанове. Что с ними?

Танк приближался, и Писарев забыл о Рябове, о ребятах, он беспокойно думал о том, что танк определенно прорвется и с тыла, из-за спины, сомнет тех, кто ему противостоит.

— Антонов! — позвал Писарев. — Ан-то-нов!

— Я! Я! — раздалось из мрака траншеи.

И тотчас услышал Писарев торопливые шаги.

— Я!

— Сколько у тебя осталось в отделении бойцов?

— Два. Я и вот он… — показал Антонов на темный силуэт жавшегося к стенке траншеи красноармейца в каске. На каске лежал отсвет пламени, и можно было подумать, что голова красноармейца в розовом дыму.

— Поставь его к телефону. Петреев пропал где-то… — «Связь-то наладил. А не вернулся. Может, укрылся где, пережидает огонь», подумалось. — Поставь бойца к телефону. Пока Петреев не придет.

— Понял, — откликнулся Антонов.

— Ротный, если спросит, скажешь: танк прорвался, я по-быстрому Рябову на выручку. Понял? Не успел сам доложить, — спокойно, обыденно добавил Писарев.

— Куда? Скосит… Товарищ старшина! Пулеметом скосит, — срывающимся голосом выкрикнул Антонов. — Мы с вами и тут справимся с танком. Не мечись, старшина!

Писарев подвесил противотанковую гранату на поясной ремень.

— Рисково так, товарищ старшина, штучку эту таскать, — еще прокричал Антонов.

— Ничего. За обтянутую проволоку подхватил. Ладно. Так ротному скажешь, если спросит, что я Рябову на выручку, — слишком отчетливо повторил Писарев. — Понял? — Тоже слишком отчетливо.

— Понял!

— И это пойми: ты и тот боец теперь весь взвод. И если мне не удастся задержать танк, сам с гранатами, с бутылками кидайся…

Не дожидаясь, что скажет Антонов, Писарев перемахнул через бруствер и неестественно торопливо взял с места. Он понесся туда, где грохотал, двигаясь, танк.

Антонов испуганно смотрел ему вслед. Длинная фигура Писарева виднелась в светлом от полыхавшего огня пространстве и казалась еще длиннее, чем была.

Писарев бежал пригнувшись. Ударил пулемет, и он упал, набок, придерживая рукой гранату. Вскочил, короткий бросок и опять наземь.

Больше Антонов не видел его, тот пропал в гудящей черноте ночи.

А Писарев выждал, пока оборвалась пулеметная строчка, поднялся и дальше. Противотанковая граната, тяжелая, оттянула книзу ремень, и Писарев почувствовал неловкость в шагу. Он весь вспотел — лицо, шея, руки. Он наткнулся на распростертое тело. «Один из трех», — мелькнула догадка. Полшага — и опять: «Второй из трех?» Шаг, шаг… Писарев опять чуть не свалился на кого-то, недвижно лежавшего на песке. «Третий из трех, сдавленно произнес про себя. — А четвертый? С Рябовым их четверо…» Четвертого не было. Кого?

Писарев уже не думал об этом. Танк двигался, сбавив скорость. Заподозрил что-нибудь? Танк бил из пулемета, огненный пунктир врезался в темноту, и когда огоньки летели, угадывались контуры машины.