Синие берега

Танки продолжали двигаться. «Сколько их еще бросит немец? Рота не выдержит такого напряжения. Рота может не выдержать, — начал тревожиться Андрей. — По натиску видно, противник решил во что бы то ни стало пробить оборону, выйти нам в тыл. И захватить переправу…» Пулеметный и автоматный треск приближался и приближался, и противник, значит, приближался, значит, рота не в состоянии его сдерживать, волновался Андрей. Его качало из стороны в сторону.

«Немец думает, наверно, что в обороне по меньшей мере полк, усмехнулся, — вот и двигает силу в расчете на полк». Роте и держаться, как полку. И держится, черт подери!

Нет, нет, не все потеряно. Во всяком случае за жизнь роты противник дорого заплатит. Сердце сжалось от обидного сознания, что комбат этого не узнает, как жгли танки, как горела под немцами земля, как погибали ребята, хорошие, добрые ребята, вот здесь, у берега реки, перед переправой, где он оставил их.

У переправы было тихо. «Может, немец думает, что у переправы сосредоточена вся техника, вся сила, и не лезет в лоб? — терялся Андрей в догадках. — Куда ж теперь рванет? Или попробует прорваться у Вано?»

Его охватило беспокойство: как Вано, как Вано, горячий, своевольный Вано? Не учудил бы чего…

— Кирюшкин, свяжи с Вано!

Кирюшкин не успел повернуть ручку, как послышался звонок, и он схватил трубку и передал Андрею.

— Я! Я! — наклонился Андрей, прижал плечом трубку к уху. — Говори давай. Двинулись? Фрицы двинулись?

Слишком оживленный голос Вано рокотал в мембране и, чуть притушенный, слышен был и Кирюшкину, и Валерику, стоявшим рядом.

— Чего, чего?.. Ты что — опупел? — сорвался Андрей на крик. — Какая контратака? Куда контратака? Соображаешь чего-нибудь? Контратака, значит, давай из укрытия. Перебьет всех вас! Воюют не только храбростью, но и с мозгами! — все больше гневился он. — Есть у тебя мозги, я спрашиваю? Есть?

— Есть, — совершенно серьезно выкрикнул Вано. — Есть мозги! Обойдемся без контратаки, да?

— Не дури, говорю! Секи пехоту! Кинжальным секи! Ни одного фрица не пускай в лощину! Всем, что у тебя есть, загороди лощину. Не пускай к берегу, нам в тыл! Ясно тебе?

Андрей выпрямился, словно очень устал стоять вот так, склоненным над телефонным аппаратом.

Он вышел в траншею.

Он обратил внимание, что пулемет Данилы и Ляхова уже несколько минут молчит. Слишком близко от их окопа раздавался стук немецких автоматчиков. И — разрывы снарядов. Туда побежал Саша. «Донесет, что там…»

Мысль Андрея все время возвращалась к переправе. Он взорвет, он взорвет переправу! А если не получится?..

Андрей с ужасом смотрел на медлительные стрелки часов, будто все злое и беспощадное исходит от них.

Валерик вывел Андрея из состояния, в котором надежда сменялась чувством неуверенности.

— Вот она, каска ваша, товарищ лейтенант. Вы на голову ее, товарищ лейтенант, — с ребячьей покровительностью произнес Валерик. И протянул Андрею каску.

Андрей машинально взял ее, надел. Ремешки, не подвязанные, болтались у подбородка.

— А ты в блиндаж давай, — рассеянно бросил Андрей. — Посиди с девчонкой. Успокой. Душа у нее, поди, в пятки ушла.

— А если и ушла, товарищ лейтенант, ваш Валерик мне не утешение. Оказывается, Мария стояла в траншее и Андрей не видел ее. — Не скажете, где Данила? Саша где?

— Что за дурацкие вопросы! — неожиданно для себя взорвался Андрей. Оттого, наверное, что нервы напряжены. — Доложить тебе или как?..

— Извините, лейтенант, — перепуганный голос девушки. В нем слышалась слеза.

«Вот еще на мою голову! С девчонкой возись…»

— Марш в блиндаж, — приказал Андрей уже менее раздраженно. — И ты, Валерик. Понадобишься, крикну.

— Нечего мне в блиндаже делать, — поймал Валерик нетвердую интонацию в голосе ротного. — И не гоните, товарищ лейтенант.

Валерик проговорил это так простодушно и просительно, что Андрей махнул рукой:

— И шут с тобой, — сказал мягко, почти ласково. — Пропадешь…

И забыл о нем.

Что там, на шоссе? — тревожился Андрей. Он связался с третьим взводом.

— Как у тебя, Володя? Стрельба, говоришь, на шоссе? Держись! Держись! Смотри, противник не должен продвинуться к переправе. Держись, Володя!..

У Андрея такое чувство, будто все в жизни — это гремящие вблизи разрывы, гул моторов, скрежет гусениц, покрасневшее над рощей и холмом небо, трава, горевшая на лугу… Это и был сейчас весь мир, ничего другого не было, только это, остальное просто не существовало. И когда уши Андрея заложил оглушающий удар, потом еще два таких же, или три, четыре, пять, и глаза ослепил яростный свет, на который, как на солнце, нельзя было смотреть, — ничего уже не добавилось.

Глава девятая

1

Семен задыхался. Он втягивал в себя воздух, но все равно дышать было трудно. С автоматом наперевес, с двумя гранатами на поясе несся он по шоссе. Чуть не свалился, наскочив на выбоину, выровнял движение и снова кинулся вперед. Стрельба слышалась уже совершенно отчетливо, отрывистая, гулкая, будто стреляли прямо в него.