— А пробовала хоть когда-нибудь посчитать, сколько они имеют положений? Нет? А я пробовал. И зафиксировал более или менее четких восемь положений: начиная от того, когда они устремлены вперед, и кончая тем, когда он прижимает их к загривку. Здесь все: и выражение своего превосходства над окружающими. И угроза. И готовность к атаке, к немедленному броску. И реакция самообороны. И приглашение поиграть. И ты бы видела, как щенки это отлично и безошибочно понимали. Но вот чего я не замечал никогда, так это выражения добродушия. Этот маленький разбойник не позволяет себе расслабиться даже тогда, когда у него для этого есть все возможности. Очевидно, такое состояние просто не присуще его натуре. Хотя он великолепно умеет ластиться, и это тоже умело показывает ушами.
— Пожалуй, теперь я припоминаю, что тоже видела, как он умеет складывать и прижимать и даже раздвигать свои уши, — вспомнила Ольга. — Но я никогда не связывала это с каким-то определенным его настроением.
— А за его хвостом ты наблюдала?
— Хвост у него очень подвижен.
— Мало этого. Он почти так же выразителен, как руки человека. Мне даже кажется, что существует специальный «язык хвоста». И он еще более выразителен, чем «язык ушей». Волк доволен. Волк радуется. Волк очень рад. Волк спокоен, и хвост его висит без всякого напряжения. Но поставь перед ним еду. И кончик его хвоста сразу слегка загнется под туловище. А если что-то волка встревожит, хвост вытянется, как палка, и почти прижмется к задним ногам. Есть положение, которое говорит о том, что волк угрожает. Есть положение полного подчинения. А есть и положение страха…
— И давно так пристально ты за ним наблюдаешь? — спросила Ольга.
— С первого дня, как он у нас появился.
— А почему же ты мне до сих пор ничего не рассказывал о своих наблюдениях? — явно с обидой сказала она.
Алексей смутился.
— Откровенно говоря, мне зачастую кажется, что все это я просто-напросто придумал. И здесь больше моего воображения, чем истины. Потому и молчал, хотел проверить еще и еще.
— А вместе мы проверять не могли?..
— Да это и сейчас не поздно. Он ведь растет и становится все интересней. Может быть, мои выводы и субъективны, но мне они помогают. Я, во всяком случае, не стану дрессировать Бурана в тот момент, когда он, по моим данным, чем-то обеспокоен. Уж я-то сначала попытаюсь его успокоить.
Когда они вернулись домой, Ольга возобновила разговор.
— Он действительно очень забавен, наш звереныш. Но ты, честное слово, его идеализируешь. То, что делает он, делают все собаки. Так же машут хвостами, так же прижимают уши…
— Так, да не так, — решительно возразил Алексей.
— Ты хочешь сказать, что он эмоциональней их?
— Не только эмоциональней. Но и сообразительней. Я склонен думать, что волк, как видно, намного сообразительней собаки. И если хочешь, вообще организован сложнее ее. Ты заметила, что он встречает нас несколько по-разному?
— Конечно. Передо мною он просто стелется. А тебя облизывает.
— А почему так?
— Наверное, больше чувствует в тебе хозяина.
— Нет. И ты в своих утверждениях ошиблась уже дважды.
— В чем?
— Во-первых, он меня не лижет. И не облизывает…
— Но я сама это видела. Ты ему это позволяешь. А я, конечно, нет.
— В таком случае посмотри еще раз, — предложил Алексей.
Он вышел из дому. Волчонок как будто не замечал его. Но только до тех пор, пока Алексей не спустился по ступенькам на землю. Буран словно ждал этого. Он тотчас же метнулся к нему, поднялся на задние ноги и, слегка оскалив пасть, осторожно коснулся зубами нижней части лица и шеи Алексея.
— А! — удивилась Ольга. — Он же хватает тебя за горло!
— А ты говорила «лижет», — усмехнулся Алексей.
— Но мне всегда казалось, что это именно так!
— Мне сначала тоже так думалось. А потом чувствую, не то ему надо. Он волк, а не собака. Он не свою преданность тебе выказывает. А проверяет, насколько ты ему доверяешь. Я доверился. Хотя вряд ли поступил так же, если бы Буран был взрослым. Но он понял меня правильно. И я стал его другом: в его понимании, вероятно, тоже волком, но только из другой стаи.
— А я? — невольно вырвалось у Ольги. — Я же его кормлю!
— А вот ты стала его хозяйкой. Это он тоже понимает, и четко, и потому перед тобой ползает на брюхе.
— Странно, — задумалась Ольга. — У собак, конечно, такого нет.
— Странно не только это. Даю тебе слово: порой мне кажется, что этот маленький дикарь сам пытается воспитывать меня в своем духе.
Алексей погладил волчонка по голове, почесал у него горло и опустил его на землю.
— А еще потому рано брать его в лес, — сказал он, — что вот-вот должны дать знать о себе его родичи. Семейка-то их не делась никуда. Тут где-то живет. Но вот где именно — это надо знать точно.
ГЛАВА 4