Синие горы

— Дело не в ураганах. — Замполит встал. — У меня что-то вот здесь неспокойно. — Он приложил руку к сердцу. — Не могу я их понять: что это за народ? Просто трепачи или похуже?

Прохоров молчал.

— А ты думаешь, у меня спокойно? Мне все кажется, что они без рюкзаков ходят. Уж очень быстро у них это получается: раз-два — и на вершине. Впрочем, крепкие ребята…

— Ты их предупреди. С горами не шутят.

— Конечно. — Прохоров улыбнулся. — Нравится мне этот великан…

— Но ведь не он идет начальником группы?

— Нет, не он.

* * *

Они вышли рано и шли быстро, освещая тропу фонариком. Рассвет застал их у ледопада. Никто не приходил сюда в такое время. Лед, скованный ночным морозом, был крепок. Не звенели капли, не булькала, не ворчала вода в трещинах и воронках. Горы еще спали. Предутренний ветер только начинал шевелить окутывающие вершины облака, и они медленно, неохотно трогались с места.

Восхождением руководил Джон. Напускная лень и нарочитая небрежность у него исчезли. К работе «наверху» он относился серьезно. И сам он и его группа были отлично тренированы, понимали друг друга без слов. В их восхождениях все было подчинено одному — скорости. Они не отвлекались для того, чтобы улыбнуться, увидев далеко внизу, сквозь просветы в облаках, белые палатки лагеря. Некогда им было полюбоваться панорамой хребтов, подернутых синей дымкой. Фотографировалось только то, что было необходимо для доказательства: «Я был на этой вершине». Они походили на хорошо работающий, слаженный механизм для восхождений. Желание взять вершину и вернуться в лагерь на час, на два, на сутки раньше, чем это удавалось всем предыдущим группам, не оставляло времени для того, чтобы вглядеться в красоту гор, понять ее и испытать от этого радость. Они радовались внизу, в лагере, когда слышали вокруг восторженный шепот: «Эти ребята железно ходят!» Радовались, но не показывали виду: «Зола!»

Движение по ледопаду требовало времени. Надо было часами искать путь в лабиринте ледовых стен и трещин, по одному, на охранении, переползать хрупкие снежные мостики и в результате продвинуться вперед на 200–300 метров.

Джон выбрал другой путь. Он повел группу по скальной стене, нависающей над ледником. Никто, даже Фермер, не упрекнул его в том, что этот путь маршрутной комиссией не утверждался. В монолитных плитах стены некуда было забить крючья для страховки, а внизу чернела подгорная трещина. Вряд ли удастся достать оттуда тело того, кто упадет.

Но они уверены в себе. Они не собираются падать.

Когда, обойдя ледопад, группа вышла на верхнюю часть ледника, Джон не замедлил шага, не обернулся. Он знал, что Роззи идет за ним. А раз идет она, — должны поспевать другие. В этом было особое молодечество — не останавливаться тогда, когда хочется отдохнуть.

Все складывалось прекрасно. Ветер разогнал облачность, небо очистилось, лишь на Зубре по-прежнему стояла туча.

Чистейшие снега верхних фирновых полей сияли на солнце тем ослепительным светом, который издали придает горам их ни с чем не сравнимое очарование. Вблизи этот свет страшен. Он обесцвечивает волосы, слепит глаза, обжигает кожу, покрывает волдырями губы.

Они надели очки и поднялись на небольшое снежное плато над гребнем. У едва виднеющихся из-под фирна плоских камней остановились завтракать.

Это был первый отдых за семь часов беспрерывного движения. Железные люди…

Отсюда был виден весь путь к вершине. На гребень выводило несколько кулуаров, но только один, сравнительно безопасный, не отмеченный следами лавин, был утвержден как путь восхождения.

Зубчатый гребень заканчивался башней вершины, опоясанной тремя белыми кварцевыми поясами. Считалось, что эти пояса и есть самые сложные участки маршрута.

Миллионер снял штормовые брюки и надел тирольки.

Джон и Роззи тоже переоделись.

Фермер спросил:

— Зачем?

— А пари? — быстро обернулся к нему Миллионер.

— По-моему, напрасно, Роззи. Я не понимаю смысла этой затеи. Миллионер всегда что-нибудь придумает. Только иногда выдумки кончаются плохо…

Фермер, конечно, вспомнил вчерашнюю пантомиму.

— Он не понимает, — мгновенно окрысился Миллионер. — Если ты еще ничего не понимаешь, тебе надо ходить в детский сад, носить вышитый передничек и петь: «В лесу родилась елочка». Ты как думаешь, Джон?

— Я не думаю, — пережевывая кусок колбасы, откликнулся Джон. — Я ем. А впрочем, пусть поет. Интересно послушать.

— Может быть, ты боишься простудиться? — иронически спросила Роззи.

— Хорошо, Роззи. Я переоденусь, — сказал Фермер. — Пари так пари…

Палатку, спальные мешки, теплую одежду и продукты оставили на месте привала. Освободили рюкзак Фермера и сложили туда крючья, скальный молоток, немного хлеба, сыру, сахару и пачку печенья.

Взгляд Миллионера случайно задержался на Зубре. Плотное сизое облако торчало на вершине, как привязанное. Секунду подумав, Миллионер что-то достал из своего рюкзака и незаметно сунул в карман того, который брали с собой.