Синие горы

— Сейчас? — вдруг спросил он подавленно. — Сейчас не могу.

— Нет, — сказал Андрей. — Отдохнем.

Лезть ночью по скалам, которые и днем можно было пройти только с надежной страховкой на крючьях, — на это можно было решиться только в самом крайнем случае. Но ведь этот крайний случай и наступил.

Спустилась ночь. В лагере все затихло. Худяков лежал неподвижно. Наверное, уснул. Андрей напряженно вспоминал. Как-то с Прохоровым они, возвращаясь с Аман-Каи, спускались по этим скалам. Надо было найти тот путь. Он все-таки знакомый.

Около полуночи Андрей разбудил Худякова. Было холодно. На востоке из-за гор поднимался тонкий серп ущербной луны. Слабо поблескивали мокрые скалы. Лагеря не было видно.

Они поели в темноте, дрожа от холода, связались и вышли.

Андрей помнил, как он однажды, до войны, отчитывал младшего инструктора за то, что он в темноте, застигшей группу при подходе к лагерю, не остановился и продолжал движение. «Мало ли что могло случиться», — говорил тогда Андрей. «Да мало ли что и теперь может случиться?» — подумал он.

Веревка имела в условиях ночи для Андрея чисто символическое значение. Если он сорвется, Худякову его не удержать. Скальных крючьев у них нет, да в темноте их и не забьешь. Но зато Худякову веревка могла помочь. Андрей сможет застраховать его сверху.

Осторожно, ощупывая камни руками, подходили они по крупной каменной осыпи к скалам. Путь, который днем занял бы 10–15 минут, отнял теперь час. Серп луны поднялся выше. Контуры палаток лагеря Цвангера выступали из темноты. Оказывается, лагерь был близко. Они подошли к скалам, и Андрей молча, не останавливаясь, полез вверх. Выбирать путь в темноте все равно было невозможно.

Страшно медленно тянулось время для Худякова, пока он ждал сигнала веревкой от Андрея: «Пошел!». Иногда Андрей опускался, переводил дух и уходил куда-то в сторону. Несильно дергалась веревка, и Худяков, ощупывая мокрые холодные скалы, отыскивал зацепки. На середине пути к гребню из-под рук Андрея сорвался камень, и, невидимый, с грохотом полетел вниз, сталкивая другие. Худяков прижался к скале. Камни пронеслись мимо, но в лагере всполошились. Часовой выстрелил наугад в темноту. Пуля щелкнула невдалеке о камень. Андрей и Худяков замерли. От палаток доносились голоса. Потом все стихло.

Перед самым гребнем Андрей сорвался. Уставшие руки не удержались на крохотном мокром зацепе. Он заскользил вниз… «Конец, — пронеслось у него в голове, — обоим…» И все же, обдирая пальцы, он цеплялся за скалу, прижимаясь к ней всем телом. Выступ попался под руку. Андрей задержался и долго висел на руках, нашаривая ногами опору. Прошло несколько минут, пока успокоилось сердце и он снова полез вверх.

— Что у тебя? — услыхал он снизу шепот Худякова.

— Ничего. В порядке. Иду дальше, — ответил Андрей тихо.

Через час они вступили на плотный, смерзшийся фирн ледника. Черная безмолвная стена Зубра мрачно стояла над ними. Ручьи-водопады, которые с шипением падали здесь днем (Андрей это помнил), замерзли. В кулуаре, выводящем к перевалу, спаянные ночным морозом громоздились остатки вчерашней лавины. Склон стал круче. Андрей с трудом вбивал ботинки в плотный снег. Что-то вдруг кольнуло его в грудь. Он закашлялся долго и натруженно и сплюнул. Снег под ногами стал черным. «Кровь! — понял он. — Рана открылась». Он нагнулся. Тяжело дыша, медленно переставляя ноги, подошел Худяков. Андрей, отковыривая носком ботинка снег, собирал его в карман.

— Следы! Понимаешь? — сконфуженно говорил он. — Они пойдут, увидят. Надо убрать.

Теперь они шли очень медленно. Небо уже начинало светлеть, когда они вышли на перевал и тяжело опустились на камни. В груди Андрея опять заклокотало. Время от времени он поворачивался на бок и сплевывал в щель между камнями.

— Ничего, — хрипел он с натугой. — Отлежусь. Только, Николай Александрович, слышишь, Худяков?! Известить-то мы не успеем…

— Будем стоять на этом перевале! — тихо и торжественно ответил Худяков.

* * *

Цвангер был опытный альпинист и понимал, что место, через которое он проведет свой отряд в тыл русским, лавиноопасное. Лавины сходят, когда поднимается солнце. Это он тоже знал. Его злило, что отряд двигается медленно. Перевал надо проскочить, пока ночной мороз сковывает снег на вершине. Он собрал унтер-офицеров.

— Отделение, которое первым возьмет этот перевал, — Цвангер показал рукой, — получит право на две внеочередных посылки и отпуск на две недели. Ступайте.

И все-таки было не рано, когда первое отделение вступило на фирн ледника и Худяков осторожно потрогал голову Андрея.

— Идут… Слышишь, идут!

Солнце уже грело. На перевале было тепло и клонило ко сну. Андрей с трудом открыл глаза и пополз к обрыву.

— Десять… двенадцать, — шептал он, — восемьдесят два… А сколько сейчас времени? — спросил он Худякова.

Худяков вынул часы.

— Девять часов десять минут.

Андрей поднял голову, посмотрел на чудовищный снежный карниз, нависающий над кулуаром.

— Еще час, — сказал он, — и пойдут лавины. Должны пойти.