Синие стрекозы Вавилона

В углу почтительно свистнули.

— Рано начал, — заметили.

— Рано кончил, — поправил Беренгарий. — В прежние времена за такие дела яйца отрезали. Очень даже запросто.

В углу пожали плечами. На том разговор и закончился.

А Бэду тычками через двор погнали. И не то, чтобы так уж упирался Бэда — вовсе и нет; напротив, смирен был и топал, куда велели, без разговоров; а просто положено так было, чтобы тычками гнать.

Пригнали, в подвал на грузовом лифте спустили. Мрачный лифт, темный, еще деревянный. Двери за спиной хлопнули оглушительно и открылся коридор. Гнусный коридор. Да и весь флигель гнусный, а уж о подвале и говорить нечего. И запах стоял здесь неприятный. Воняло будто тухлой рыбой.

Белобрысый на то и дураком был, чтобы головой вертеть и с любопытством по сторонам смотреть. И даже лыбиться — будто не понимал, куда его ведут.

Привели.

Все, как положено: по стенам разное выставлено — тут тебе и «гантели царя Хаммурапи», и «ашшурская железная дева» (с шипами), и «седалище Семирамис» (тоже с шипами, только более острыми), и «шутка Эрешкигаль» (заостренные козлы, на которые сажают верхом), и «коготочки Наны»… Словом, набор внушительный. Впечатляющий, можно сказать, набор.

У стены, где оконце, вросшее в землю, стол с креслом. В кресле, туча тучей, — Верховный. Набычился, надулся, будто девку у него свели.

У ног его, прямо на холодном каменном полу, маленький чернокожий писец пристроился. Глазки в полутьме поблескивают, с лица улыбка не сходит: счастлив человек. На коленях дощечка, в руке стилос, за ухом еще один. Бритоголовый, коротконогий, с одутловатыми щеками.

Белобрысого программиста без худого слова за руки взяли — дался. Вложили руки в кольца, какие нарочно на цепях с потолка свисали. Ключом ловко повернули. Раз-два, замок замкнули. Только тут забеспокоился Бэда, головой задергал.

— Вы чего, мужики? — спросил ошалело.

Мозгоправы, разумеется, в ответ на такой глупый вопрос только промолчать могли.

А Верховный в своем кресле поудобнее устроился. Рукой махнул: начинайте.

Бэду и огрели по спине. Тот взвыл не своим голосом, на цепях запрыгал.

Верховный сказал скучно:

— Замечен в том, что ночь не в бараке провел.

— Так я же вернулся под утро, — возразил Бэда. Сдавленно так проговорил, неудобно говорить ему, на цепях повисши.

— Согласно внутреннему уставу Оракула, все не вольнонаемные… — начал Верховный Жрец, а завершать фразу не стал. Хоть и дурак этот новенький, а сам поймет.

Бэда и понял.

— Ну… виноват, — сказал он покорно.

— Где ночью был? — спросил Верховный Жрец.

Мозгоправ тут же снова Бэду плеткой уважил. Бэда завопил ужасно. После, слезами заливаясь — тут не захочешь, а польются — взмолился:

— Я и так все расскажу, как было. Чего сразу драться-то?

— Конституцию плохо читал, — сказал Верховный.

Бэда Конституции Вавилонской вообще не читал. Поэтому только носом потянул. А мозгоправ пояснил:

— По новой Конституции, рабов допрашивают исключительно под пыткой. Иначе показания считаются недействительными.

— Мать вашу, — пробормотал Бэда.

— Где был ночью? — повторил вопрос Верховный.

— Сперва на презентации этой ебаной, — сказал Бэда. Зажмурился. Пока не били — воздерживались. — Потом жрица ваша, Пиф, ослабела… Напилась и буянить стала. Какого-то жирного по морде съездила… Тут на нее холуи набросились. Жирный-то оказался директором банка…

Верховный сделал знак мозгоправу, и Бэда огреб очередную плетку.

— Блядь! — возопил он. — До смерти, суки, не забейте!

Слезы, уже не таясь, стекали по его покрасневшим щекам.

— Ты знай рассказывай, как было, — грозно проговорил Верховный Жрец, — а нас не учи.

— Ну вот. Холуи на Пиф эту насели, за руки ее схватили. Один давай ее по щекам бить, чтобы в чувство, значит, пришла… Она у вас хоть и блядь, судя по всему, первостатейная, а все же… Ну, лучше уж блядища, чем холуи эти. Я ее у них отобрал и очки одному расколотил… Слушай, убери свою убивалку, а то подохну ведь!

— Не подохнешь, — сказал мозгоправ. — Нас нарочно учили, чтобы не подох. У меня и диплом медицинский есть…

И с маху хлестнул.

— Ма-ама! — закричал Бэда. — У меня, чую, уже и кровь по спине ползет…

— Это моча у тебя по ногам ползет, — сказал мозгоправ. — Показания давай.

— Я тебе не пидор, чтоб давать! Господи, все за грехи мои… — заплакал Бэда. — Унес я эту Пиф. Она по дороге два раза еще от меня выворачивалась, все плясать хотела. На стол какой-то полезла, стол своротила и канделябр… Дорогие же вещи, потом не расплатиться будет… Я ее на набережную снес, чтобы проблевалась…

— Значит, ты ушел с презентации в обществе младшей пифии Оракула, именуемой Пиф?

— Ну, — согласился Бэда.

— А тебе известно, что Пиф дала обет безбрачия, за что получает существенную прибавку к жалованью?

— Откуда мне чего известно? Вот на мою голову… — сказал Бэда. — Проблевал я ее, взял тачку — на ее деньги, конечно, — и домой повез. Она сперва смирная сидела, потом в драку с шофером полезла. Он едва не выбросил нас посреди города. Я пригрозил, что в Оракул нажалуюсь. Ну, довез он нас… Убери плетку, ублюдок!

Мозгоправ задумчиво помахал плеткой у Бэды перед носом.