Синие стрекозы Вавилона

Не ведая ни о какой банной мокроте, Мурзик, тем не менее, о моей ходке к учителю Бэлшуну проведал. Не иначе, как от Циры. Дня полтора вокруг меня вился, не знал, как подступиться. А потом вдруг незатейливо повалился мне в ноги и стал упрашивать, чтоб я и ему, значит, дозволил опять к учителю Бэлшуну сходить.

Я удивился. Поглядел сверху вниз на мурзиков толстый загривок.

— Что, Мурзик, еще в какую-нибудь жизнь попутешествовать хочешь? Может, ты в позапрошлом воплощении и вовсе министром был, а? А то и императором!

Мурзик поднял голову. На лбу у него осталось красное пятно.

— Не, — вымолвил он. — Мне и та жизнь сгодилась, первая…

— Понравилось десятком командовать?

— Не, — снова повторил мой раб, — что там, командовать… Я, это… Я по сотнику стосковался. Ну так стосковался — мочи нет! — Для убедительности Мурзик ухватил себя за рубаху и сжал пальцы покрепче. — В груди все горит. Родное же сердце, близкий человек…

— У тебя точно не все дома, Мурзик. Я серьезно говорю. Этот твой сотник вот уж поколений пять назад как помер. Как ты можешь по нему скучать?

Мурзик упрямо мотал головой.

— Ну и пусть, пусть он помер, так ведь в той-то жизни, что у учителя Бэлшуну, — там-то он живой…

— Учитель Бэлшуну занят важной научной работой. Твоя прошлая жизнь ему совершенно неинтересна. Для науки перевоплощений серое бытие какого-то десятника, Мурзик, не представляет ни малейшей ценности.

— Ну… а если вы ему записку напишете? Вам-то он не откажет. А я уж за то… ноги вам буду мыть и воду пить, богами клянусь!

— Ты понимаешь, Мурзик, о чем просишь?

Мурзик безмолвно вылупил глаза.

— Ты понимаешь, Мурзик, что я не могу выставлять себя перед господином Бэлшуну потворщиком твоих рабских капризов?

Мурзик вздохнул, встал и уныло поплелся на кухню.

Оставшись один, я растянулся на диване. Стал думать, глядя в потолок. На потолке у меня жил паук. Ленивый Мурзик до сих пор не озаботился его снять, а кошке было все равно.

Я слышал, как Мурзик на кухне сюсюкает с этой хвостатой потаскухой.

Ладно. Положим, учитель Бэлшуну рассказал Цире о том, что я путешествовал в прошлое. И о моем позоре рассказал ей, конечно, тоже. А Цира, ложась под моего раба, поведала обо всем Мурзику.

А может быть, не обо всем…

С другой стороны, путешествие в позапрошлую жизнь может быть опасным. Более глубокое погружение во тьму веков, то, се… Но не могу же я навсегда остаться бывшим банщиком!

— Мурзик! — рявкнул я.

Мурзик появился в комнате. Он глядел себе под ноги и вообще всячески показывал свое уныние.

— Ты, наверное, считаешь, Мурзик, что мы, рабовладельцы, все как один изверги и негодяи, — начал я. — Такое мнение глубоко ошибочно. Оно основано на твоем преступном прошлом, Мурзик.

Мурзик поднял голову. Он явно ничего не понял из сказанного.

Я нацарапал на обломке влажной глины записку. Просил учителя Бэлшуну уделить моему рабу еще толику времени. Мол, это связано с экспериментом над моими собственными путешествиями. Позволял, кстати, проводить с Мурзиком более жесткие опыты, чем со мной. Пусть учитель Бэлшуну не боится причинить этим мне ущерб, поскольку раб застрахован, да и срок гарантии на него еще не истек.

— Гляди, пальцами не затри, глина еще свежая, — наставил я моего раба. — Завтраком меня накормишь, посуду приберешь — и можешь идти к господину Бэлшуну. И веди себя там прилично.

Мурзик просиял. Открыл рот — хотел сказать что-то, но подавился и передумал. Я видел, что он был счастлив.

Вечером следующего дня ко мне заглянул Ицхак. Просто так заглянул, посидеть, как он объяснил.

В трусах и майке я восседал на диване. Ноги мои, которые, по правде сказать, давно не мешало вымыть, нежились в тазу с горячей водой. Стоя рядом на коленях, Мурзик усердно отмывал их. Я шевелил пальцами, чтобы Мурзику было удобнее отмывать.

Ицхак примостился рядом на табурете, рассеянно наблюдая за этой патриархальной процедурой. Похоже было, что он думает о чем-то другом.

— Вот, Изя, — сказал я, — твоя темпоральная лингвистика в действии.

— А? — Ицхак посмотрел на меня так, будто я его разбудил.

— Знаешь присловье «ноги мыть и воду пить»?

— Знаю…

Ицхаку было совершенно безразлично.

— Да что тебя гложет, Иська?

Он посмотрел на Мурзика, будто решая, стоит ли начинать разговор при рабе. Наконец, махнул рукой: какая разница. Все равно Мурзик в курсе всех наших дел.

— Да девка эта, Луринду, — начал он. — Маме она не нравится. Да и мне самому… Видишь ли… А тут еще карьера у нее в рост пошла… Ну нельзя на такой жениться, нельзя! Всю кровь из тебя высосет, в тряпку превратит, ноги вытирать начнет…

— Начнет, — убежденно сказал я. — Да брось ты ее.

— «Брось»! — Он посмотрел на меня страдальчески. — Знаешь, как она трахаться здорова?

— Будто других радостей в жизни мало, кроме как об эту доску биться. Да ты, Иська, может быть, в прошлой жизни императором был… а здесь по какой-то программистке с прыщами вместо сисек сохнешь…

— Каким еще императором?

Я принялся рассказывать ему об учителе Бэлшуну. Подробно описывал те истории, которые в «Главной книге» прочел.