Цире он все-таки позвонил. Я понял это, потому что спустя несколько дней — это был как раз день Мардука — Изя явился на работу какой-то растерянный и помятый. Он явно не мог отделаться от впечатления, произведенного встречей с самим собой — Истинным и Великим.
Я решил помочь ему. Раскрепостить. Сделать атмосферу более дружеской, что ли.
— Арргх, Иська, — сказал я приветливо. — Йо-ло-ахх-аннья?
— Нгхама… — растерянно ответил Ицхак. — Йо ангья эннл'гхама ахха-а…
— Йо-ло, ребята! — крикнула Луринду, бросая сумочку на стул возле своего рабочего места. — Энн хха-хама?
— Харркья! — ответил я.
А Ицхак, чтобы скрыть смущение, рассмеялся.
Теперь нас было уже четверо — обретших Энкиду. И все мы, по странному стечению обстоятельств, работали в фирме «Энкиду прорицейшн».
Именно этой теме было посвящено небольшое заседание троих Энкиду, собравшихся за одним столиком в кафе во время обеденного перерыва. Жопа у меня еще приятно гудела после общения с проводками. И, как всегда после приемки прогностирующих ветров, я ощущал жгучий голод.
Мы разговаривали на нашем родном языке. Во-первых, нам было приятно говорить на этом языке. Во-вторых, даже случайно никто не смог бы нас подслушать. А нам до поры не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, о чем мы говорим.
— Может быть, вовсе и не случайно, что все мы сошлись под одной крышей, — сказала Луринду, потягивая молочный коктейль. — Может быть, в этом есть некая закономерность…
Ицхак посмотрел на нее с откровенной и жадной тоской. Луринду вдруг осерчала:
— Да ты не слушаешь, Изя! О чем ты думаешь?
— О нас с тобой, — послушно сказал Ицхак.
— Думай лучше об Энкиду.
— Я и думаю об Энкиду. Если мы с тобой оба являемся Энкиду, то…
— Ну, ну. Договаривай, раз уж начал.
— Уместно ли нам трахаться, Луринду? Может ли великий Энкиду трахать самого себя?
Ицхак был не на шутку огорчен. Я видел, что его искренне заботит эта проблема.
— Почему же нет? — спросил я резковато.
— Потому что… Ты, Баян, отказался владеть рабом, когда узнал, что вы с ним составляете одно целое. А я теперь, всякий раз вставляя своей девушке, представляю себе бородатого мужика с ахреновенными мышцами, который валяется в буйно-первозданном лесу и дрочит…
Луринду побагровела от ярости.
— Так вот ты о чем думаешь! — зашипела она.
— Тише, тише… — вмешался я. — Изя, тебе надо сходить к психоаналитику. Это рядовая сексуальная проблема… Это лечится.
— Дебилизм не лечится, — сказала Луринду. — Я почему-то себе ничего такого не представляю…
Ицхак посмотрел на нее жалобно, вздохнул и отвернулся.
Я взял шефа за руку.
— Успокойся.
— Тебе хорошо говорить! — закричал Ицхак. — У тебя таких проблем нет! Ты трахаешь Цирку, а Мурзик у тебя просто для услужения…
— Зато моя девушка трахается с моим рабом.
— Ну и что? Твой раб и ты — один и тот же человек. Как ты можешь ревновать сам к себе?
Я призадумался. Я действительно не ревновал Циру к Мурзику, но по какой-то иной причине. Даже не понимал толком, по какой.
Наконец я сказал:
— В тебе не так уж много от Энкиду, Изя. В Мурзике куда больше. И в Луринду, кстати, тоже. Трахай ее той своей частью, которая не Энкиду. Есть же в тебе что-то от Ицхака, правда?
— Правда, — сказал Ицхак.
— Я думаю, что член-то у тебя точно твой собственный, — добавил я. — У Энкиду он был куда здоровее.
Луринду расхохоталась и вдруг порывисто обняла Ицхака за плечи.
— Ничего, у Изеньки он тоже хоть куда, — заявила она.
Они поцеловались, а я потребовал, чтобы мне принесли кофе.
— …Притягиваются… Все Энкиду так или иначе притягиваются друг к другу… полубессознательно… — бормотал я, расхаживая по своей комнате. — Да, разумно. Возможно. Стало быть, необходимо проверить в первую очередь тех, кто притягивался к… Стоп. А почему? Ах, да. Название фирмы. «Энкиду». Подсознание реагировало на название фирмы. И притягивало… Кто притягивался к фирме в последние полгода? Буллит. Хорошо. Еще?.. Кто еще?..
Нашу бухгалтершу Аннини мы проверили на энкидусодержание тайком от нее еще несколько дней назад. Ни Аннини, ни ее ребенок отношения к Энкиду не имели.
Мурзик только что вернулся домой с медицинской комиссии. Эти комиссии занимали у него прорву времени. Поэтому жрать в доме было нечего. Мурзик ворвался весь потный, жалобно извинился за опоздание. Брякнул вариться макароны. Пока на плите булькало, Мурзик изливал мне жалобы на докторов. Его общупали и обмерили всего, заполнили карту цифрами и буквами. По мнению Мурзика, зловреднее всех были, как всегда, стоматологи и психологи.
Поев, я погрузился в раздумья, а Мурзик помыл посуду и уселся на полу — разбирать бумаги.
— Во, господин, гляньте.
Он протянул мне медицинскую карту. Я взял, недовольный тем, что он влез в стройный ход моих мыслей. Глянул. В графе «психическая нормальность» было проставлено: «С отклонениями непатологического характера».
— Это еще что? — грозно зарычал я. — Почему псих написал, что у тебя отклонения?
— А? — Мурзик заморгал. При виде того, как мой раб хлопает веками, ему кто угодно напишет, что он с отклонениями.