Синий аметист

Павел осмелился, наконец, взглянуть на брата. Порой ему страстно хотелось видеть в нем единомышленника, близкого и родного человека, с которым можно было поговорить по душам… Но в Константинополе Стефан ни разу так и не позвал его к себе…

— Брат, — вымолвил Павел, глядя прямо в лицо Стефану, — что ты мне повторяешь одно и то же? Человек не живет только деньгами и имуществом. У него есть глаза, чтобы видеть, и ум, чтобы думать…

Стефан желчно засмеялся. Смех его походил больше на стон, в котором, однако, чувствовалась злость.

— Нет у тебя ни глаз, ни ума… — заявил он. — Ты просто орудие в руках других… Слепое и глухое орудие. — Стефан поднялся и зашагал по комнате. — Что ты знаешь о жизни? Книги… Да ведь жизнь совсем иное, не как в книгах… Ты должен это ощутить, понять… Жизнь знает тот, кто в ней варился. Я вот ее знаю. Всю ее подноготную знаю… Человек мне тоже известен. И душа его, и вся грязь… — Он шагал, глядя прямо перед собой и сокрушенно качая головой. — Реформы, говоришь… А ты спроси у того, кто проповедует эти реформы, зачем они ему? Да все потому, что беден! Что землицы у него нету! Дай ему имущество, землю, пусть накопит капитал, вот тогда-то и спроси: захочет ли он отказаться от всего… Попроси у него полгроша ведь ни за что не даст… Наоборот, от тебя захочет взять. если можно… И так всю жизнь человек стремится к одной-единственной цели: побольше получить, побольше заграбить, накопить… Тот, кто внушает тебе другое, нагло лжет. Лжет, не стесняясь, прямо в глаза… Голое Стефана стал хриплым от возбуждения, в уголках рта выступила пена.

Собственность — вот душа человека… Ради него всем можно поступиться. Так и должно быть. Если ты поймешь это, значит, все понял… Другое, чем ты бредишь, ерунда. Гроша ломаного не стоит! — И презрительно добавил: — Ну, что ты на меня уставился?…

— Да просто удивляюсь, — пожал Павел плечами. Лицо его побледнело. — Стараюсь понять, чем ты живешь. Ведь для тебя нет чести, рода, имени, наконец. Все в жизни ты переводишь на деньги…

Стефан сжал кулаки. Глаза его сверкали ненавистью. Павлу на миг показалось, что он видит глаза отца.

— Честь, род, имя… — медленно повторил Стефан. — Это говоришь мне ты, позорящий имя и отца и брата… Ты, поднявший на меня руку… — Гнев душил его, было видно, что он еле сдерживается, чтобы не ударить Павла. — Слушай… щенок, — Стефан подошел вплотную к Павлу. — Если не перестанешь, язык вырву… с корнем вырву… Понял?… Ты всех нас позоришь!.. — И, задыхаясь, Стефан указал на дверь: — Вон, чтоб духу твоего здесь больше не было!..

Павел встал.

— Не кричи, брат, — спокойно сказал он. Сквозь стекла очков было видно, как блестят его глаза. — Я и без того уйду… Здесь ничего невозможно изменить… Ничего из того, что ты делал и продолжаешь делать…

Павел повернулся и направился к двери.

— Вон, дармоед… — продолжал кричать Стефан, глаза его были готовы вылезти из орбит. — Такие, как ты, затевают бунты, от вас все несчастья… Негодяй… Вон…

Когда за Павлом захлопнулась дверь, Стефан остановился посреди комнаты, тяжело дыша. Но, возбужденный случившимся, вновь гневно зашагал по комнате. «Род, имя… — бормотал он. — Кретин…»

Вдруг, спохватившись, посмотрел на часы. В любую минуту мог прийти Гвараччино. Застегнув пиджак на все пуговицы и поправив галстук, Стефан осмотрел себя в полированном стекле шкафа и медленно направился к креслу. Он старался успокоиться и придать лицу бесстрастное выражение. Никто ничего не должен знать. В этом мире человек ведет двойную игру — перед другими и перед самим собой. Несмотря на то, что Стефан уже привык к этому, все же он испытывал гадливое чувство. Нужно улыбаться, когда все вызывает в тебе омерзение, хвалить кого-то, когда хочется плюнуть ему в лицо, называть братом человека, который законным путем посягает на твое богатство… Таков мир… И этот человек должен взять у него половину, а Стефан обязан его любить и защищать, считать его братом…

«Дармоед…» — еще раз процедил он сквозь плотно сжатые губы и вытер пот со лба.

За дверью послышались голоса. Стефан узнал голос Никоса и вышел из комнаты. Двое мужчин озирались по сторонам, пытаясь определить, где им найти хозяина дома.

— А вот и Стефанаки-эфенди, — облегченно вздохнул пожилой мужчина.

— Проходите, проходите, — радушно пригласил их Стефан, шире распахивая дверь своей комнаты.