Синий, белый, красный, желтый

Я не знаю, куда себя деть. Тоскливо. Однообразие — дом, ты, дорогой, банкеты, перерастающие в попойки, родители. Особенно твои родные, которые вечно меня терроризируют нравоучениями. Перестала соблазнять идиотов. Ты, дорогой, мне неинтересен, твои дела тоже. После нашей ссоры из-за колымаги, которую я разбила, ты попросил прощения, и я простила. На словах простила, на самом деле не могу отделаться от мысли, что ты меня оценил дешевле машины. Я наивно полагала, что человек бесценен, даже самый последний. Но я ошиблась, человек ничего не стоит. Спасибо, милый, за урок, учту. А простила тебя потому, что не знаю, к чему мне стремиться. Если бы у меня была цель, я бы бежала от тебя, дорогой, без оглядки. Не выношу обывателей, а ты и твои родители — заскорузлые обыватели, фальшивые и лживые. Ты предложил мне поехать отдохнуть на Красное море, я отказалась. Во-первых, сто раз бывала за границей, мне она даром не нужна, во-вторых, не нуждаюсь в отдыхе, ведь я не работаю. Куда бы себя деть? Я устала морально…

Ура! Я вышла на новый вираж. Мне нравится снимать, это увлекательно. Пришла в голову хулиганская мысль. Ты вчера уехал на пару дней по делам. А я пригласила домой В. Мы пили шампанское, а потом пошли в нашу спальню. Сама идея — переспать с твоим давнишним приятелем в нашей спальне — меня взбудоражила. У него средние данные… (Описание данных Нина пропустила.) И вдруг меня словно ударило: а почему бы не снять наши «игры» на камеру? Я тихонько встала, приладила камеру так, чтобы она фиксировала все происходящее на кровати и была незаметной, затем разбудила В. Мы предались разврату. А потом, когда он, как последний вор, побежал к жене, я посмотрела кассету. Ужасно хохотала. Мне явилась коварная мысль: все свои похождения я буду снимать на камеру. И придумала, как этим воспользоваться. Раз ты, милый, не способен к новизне, я получу ее от других! Я теперь многое получу…

— Черт, на самом интересном месте закончилось!

Нина рванула в кабинет, где рабочие закончили клеить обои и стали красить окно, кинула листы в ящик стола и посмотрела на часы. О, давно пора ехать к следователю. Нина села в машину и перекрестилась…

Рыков встретил ее строго официально. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, они виделись всего один раз, он должностное лицо, обязанное провести допрос. Допрос! Ужасно звучит. Нина села напротив Анатолия Трофимовича, словно кол проглотила. Она приготовилась отбить любую атаку.

— Скажите, Нина, вы бывали когда-нибудь в доме Печерниных? — спросил он.

— Нет, — не задумываясь, ответила она.

— Как же, а мне известно, что именно вы помогали строить Глебу дом…

— Ну, помогала, — призналась она, не смутившись. — Только при мне он не был достроен. А почему вы спрашиваете?

— Потому что хочу кое-что уточнить. Например… — Он выдвинул ящик стола, затем положил перед Ниной… аметист! Клипса! А Нина вчера безуспешно ее искала. — Вам знакома эта вещь?

Еще бы! Внезапно Нину будто кто-то ударил: где взял клипсу следователь? Отпираться бесполезно, у нее только одни клипсы, все знакомые их хорошо знают.