Синий дым

Багряный луч зажёг стволы у сосен,
Хвою покрыла бронзовая пыль.
И в этот час заката нагло бросил
Гудок промчавшийся автомобиль.
Средь красных сосен скользкие осины.
Высокая, июньская трава.
Здесь я берёг для синеглазой Нины
Ленивые и нежные слова.
Здесь осторожные ночные встречи
Мы кутали в редеющую мглу.
Ты слушала, откинувшись к стволу.
Редел рассвет и зябко ёжил плечи.

3. «То было в юности, и трудной, и суровой…»

То было в юности, и трудной, и суровой,
В те просиявшие короткие года!
Ты помнишь эти книжки Гумилёва,
Мной для тебя раскрытые тогда?

Я всё сберёг: далёкие прогулки,

Простую деревенскую луну,
Ночной экспресс, сияющий и гулкий,
Ворвавшийся в ночную тишину.

И все слова (на совести, как камень),

И все стихи, прочтённые тебе.
Рассветный шелест тополей над нами,
Шум тополей — о жизни, о судьбе.

И в суете подчёркнуто-вокзальной

(Ты тоже помнишь небольшой вокзал),
Сияли мне, уже звездою дальней,
Твои лучисто-синие глаза.

4. «Губы твои — самые нежные…»

Губы твои — самые нежные,
Самые милые в мире.
Выли же те безмятежные
Дни в голубом эфире.

Падали жёлтые листья,

Плыли по сонной воде.
Проезжала двуколка рысью.
Когда это было? Где?

Мы подходили к калитке —

Старый запущенный сад.
Я видел потом на открытке
Этого замка фасад.

Сонно жужжали осы.

На солнце блестела вода.
Помнишь, на все вопросы
Твоё неизменное: да!

Потом я стоял у вагона.

Синей сияли звездой
Глаза, а площадь перрона
Туманилась тёплой слезой.

Жужжат по-прежнему осы,

В октябре осыпается сад.
Но не открыт ещё способ
Возвращать счастье назад.

5. «Эти старые письма на синей бумаге…»

Эти старые письма на синей бумаге.
Крупный почерк твоей драгоценной руки.
Вот ноябрьский закат, помутневший от влаги,
Осыпает листву тополей у реки.

Мы идём через мостик, прогнивший и шаткий,

Я держу твою тёплую руку в моей.
Воздух осени влажный, насыщенно-сладкий
Тихо веет среди оголённых полей…

Это память о юности нашей суровой —

Просиявшей восторгом и чистотой.
Вот она возвращается снова и снова!
Навсегда эту юность связал я с тобой.

Я тебе говорил, что осенняя просинь

У тебя за ресницами дремлет в глуби.
Видишь, вот и пришла настоящая осень
Нашей странной и всё-таки вечной любви.

Париж.

«Тяжело и плотно волновалось…»