Синий дым

III. «И страшный стук земли о крышку гроба…»

И страшный стук земли о крышку гроба,
Рабочие, священник и друзья,
И то, что мы переживали оба…
Я знаю — этого забыть нельзя.

На что теперь тебе моя забота,
Мои цветы, отчаянье и стыд,
И этот взрослый — тайный — плач навзрыд,
Ночные ледяные капли пота.

Осенний запах вянущих цветов.
Всё кончено и всё непоправимо.
Так раскрывает смерть неумолимо
Последний смысл простых и страшных слов.

1934.

IV. «Так с тех пор до конца, до могилы…»

Моей матери

«Провожать тебя я выйду,
Ты махнёшь рукой…»

М.Лермонтов

Так с тех пор до конца, до могилы,
Этот воздух широких полей,
Этот брошенный дом. — Брат мой милый,
Оседлаем скорее коней!

И над вздыбленными городами,
И над горьким костром деревень
Только брезжил, вставая над нами,
Наш высокий, наш трудный день.

Жить иначе нет веры, нет силы.
Не щади себя, не жалей!
Это ты мою жизнь осветила
Колыбельною песней твоей.

Реял сумрак кровавый над нами,
Безнадежно клоня на ущерб.
Умирали за белое знамя.
Умирали за молот и серп.

Годы и камни

Илье Голенищеву-Кутузову[1]

Не знаю где, но это было, было…
И в те отягощённые года
Бежала варварская кровь по жилам,
Соборы строились и города.

И нет, не романтическая шпага,
Не рыцарей блистательный турнир, —
Но ясен образ мастера и мага,
Творящего ещё не бывший мир.

И он, неведомый и безымянный,
Упрямою и крепкою рукой
Преображает хаос первозданный
В геометрически послушный строй…

Ещё пожара потушить не могут,
Не всколыхнулась ночь, метёт метель,
А мы уже выходим на дорогу,
Упрямолобых мастеров артель.

1930.

«Весь этот хлам — осадок дней…»

Алексею Дуракову[2]

Весь этот хлам — осадок дней —
Дневник, стихи, листки альбома
Найдёт среди других вещей
Мой любознательный потомок.

Разобранные взяв бумаги,
Он скажет: «Дед мой, эмигрант…»
И собеседника стакан
Весёлою наполнит влагой.

О странствиях и о сраженьях
Речь поведётся за столом.
Расплещется воображенье,
Разгорячённое вином.

Кивком укажет на архив,
Подвинет пепельницу ближе,
И скажет: «Дед писал стихи
И прожил много лет в Париже…»

1928.

«О, времени внезапный лёт!..»