Синий дым

Мы взошли. Вот он, замок-титан.
Вся Нормандия с вышины
Обозрима. И вся залита
Синим светом полной луны.

Мы одни. Синева. Тишина…
Полноводная Сена внизу.
Волшебство этой яви иль сна
Я с собой навсегда увезу.

В год он выстроил замок такой,
Заслуживший названье Gaillard,a.
То-то радостью гордой и злой
Билось сердце Ричарда.

Над Нормандией тишина.
Над Нормандией светит луна.

Загорается матовым блеском
В Андели черепица крыш.
Эта ночь на скале отвесной —
Щедрый дар от древней страны.
А большая летучая мышь
Режет жёлтое поле луны.

1935.

«Hotel de Sens. Когда-то на исходе…» [4]

Hotel de Sens. Когда-то на исходе
Средневековья обитали здесь
Епископы. И ловкий гид приводит
Все данные. Советует прочесть
Таких-то авторов. А камень чёрен.
Дыхание больших веков хранит.
Уж распадался, не был так упорен,
Как некогда, дух зодчества в те дни.

В невероятных, в узких переулках
Зловоние, еврейский говор, мрак.
А в булочных, на пряниках и булках
Помёт мушиный или тмин и мак.

А я смотреть спокойно не могу
(Чьё сердце не волнуется в Париже?)
На это кладбище, на эту мглу,
По вечерам на этот полог рыжий.

И эти почерневшие гробы,
Что по ночам друг к другу жутко жмутся,
Вздымало разъярённо на дыбы
Святое пламя многих революций.

1929.

Версаль [5]

Трубит труба над лесом
В осенний ясный день,
И вот у ног принцессы
Затравленный олень.

Принцесса на картине,
А осень наяву.
И мы у тёмных пиний
Садимся на траву.

Сквозь редкий лес осенний
Белеет Трианон.
Теперь и наши тени —

Лишь выдуманный сон.
А здесь, у водоёма,
Частенько поутру
Играли жантильомы
В опасную игру:

Их по местам разводят —
Такой простой сюжет, —
А друг уже наводит
Испанский пистолет.

1930.

Отдых

Земное счастье. Лето. Тишина.
Медлительное облако над садом.
Чуть пламенеющая даль видна.
Ты рядом — больше ничего не надо.

Как будто не было обид и зла,
Все эти годы с радостью приемлю.
В густом овсе кричат перепела.
На что ещё мы променяем землю?

Я большего не жду и не ищу,
Хоть каждый миг всегда сулил разлуку…[6]
И матовую от загара руку
Роняешь ты в высокую траву.

1932.

«Сквозь шумы автомобилей…»

Сквозь шумы автомобилей,
Чириканье воробьёв.
Сквозь всё, что мы позабыли,
Мне вспомнилось имя твоё.

Где ты? — в Нью-Йорке, в Шанхае,
В Калифорнии или в Москве?
…Мы любили с тобою в мае
Ходить по свежей траве.

Почти ничего не осталось
От прошлого. Даже сны
Концом своим и началом
Уходят в годы войны.

И как в обречённости некой
У страшных снов мы в плену,
Потому что нельзя человеку
До конца позабыть войну.

А в то безмятежное лето
Мы жили в доме большом.
Стрелял я из пистолета
И ездил с тобой верхом.

1935.

«Свод потолка и холоден и крут…» [7]