Читаем Синий кит полностью

Вдруг Софию охватил страх, а что если вместо Абры она наткнется в башне на сбежавших зеков? — она помнила, что они приложили руку к возведению водонапорной башни после войны, — что если они сделают ей что-нибудь ужасное? Осознав страх, она заулыбалась, и ей тут же стало стыдно за редкость и нелепость своих чувств, которые в отличие от мыслей появлялись в ней всегда некстати и невпопад. Она собиралась умереть через полчаса, и все равно боялась тех, кто может причинить ей смерть.

К кирпичной стене башни был прислонен ржавый электросетевой шкаф, до дугового замка занесенный снегом, он будто бы вмерз в стену, а снежная шапка на нем никак не могла соединиться с сугробом.

София добралась до двери, толкнула ее изо всех сил, но дверь не подавалась. Как же так? Неужели кто-то запер ее? Опустив рукава до самых пальцев, она толкала и толкала стальную дверь, но она отзывалась лишь гулким, гхекающим звуком, как будто там — внутри башни, упав с лестницы, лежал старик-подранок, кряхтел и мешал зайти ей вовнутрь.

София снова испугалась — на этот раз того, что Абра, завидев ее издали у входа, не станет приближаться к ней. Проваливаясь в сугроб, София обошла вокруг башни, но нигде второй двери в нее не было, только высоко над ней — в два ее роста — вделанный в кирпич серел круглый блин нивелировки. Надпись из-за налипшего снега была недоступна глазу, лишь буквенное сочетание: «иверка», — и число семнадцать. Вновь оказавшись перед дверью, София выдохнула, с досады прислонилась к металлу, взялась за ручку, потрясла ее — и в отчаянии рванула на себя. Дверь легко подалась.

В башне было темно, приямок, где прежде стояли насосы, был завален мусором: опустошенные пачки сигарет, бутылки из-под пива, скомканная фольга из-под шоколада, разодранные надвое упаковки кондомов с зубчатыми краями. Глаза Софии скоро привыкли к полумраку, на противоположной от входа стене виднелись тумблеры без рычагов, под ними начиналась лестница, ведущая наверх.

— Есть кто-нибудь здесь?

Голос ее метнулся вверх и где-то в середине башни остановился.

Лестница была с бетонными ступенями, края их не скрошились, перила чугунные и ржавые — без сохранившихся деревянных поручней, хотя, может быть, здесь их никогда и не было. Софии было приятно замечать, что она способна задумываться над устройством лестницы, как будто ее впечатлительность могла жить вне нее.

Миновав пролет, София вчиталась в надписи на стенах — на частью обвалившейся кирпичной кладке: «И для твоего блага боги пошли и разрушили Смерть, и убили Тьму. И я пришел, чтобы избавить тебя от зла, и потому я открою врата в каждое небо и представлю тебя Отцу твоему — и станешь ты перед ним в чистых одеждах». Шрифт убористый, готический: пахнуло близостью Абры. И задумавшись над этими словами, София вдруг почувствовала, что ее руки в митенках наконец-то отошли от холода: внутри башни, несмотря на то, что окна в ней были без стекол, — обыкновенные провалы в крошащихся, армированных прутьями, красных кирпичах, — было теплее, чем на улице. Снег залетал в окно, но не задерживался на ступенях, а устремлялся вниз — в приямок, от которого пахло сыростью и теми семьюдесятью годами, которые прошли со строительства башни и основания города.

Чем выше София поднималась, тем дольше она задерживалась у окон. Свистела метель, надрывалось небо, где-то за предместьем зажигали свои глаза жилые дома, а над ними красной вспышкой, делавшей буран празднично-рождественским, вспыхивал огонь с нефтехимического комбината. Школы отсюда не было видно, как и дома умершей бабушки.

Вниз, с помещения под баком, к приямку спускалась необрезанная запорная арматура. На ней кто-то сделал блестящие засечки.

Дыхание участилось, когда она вдруг приметила рисунок синего кита, а над ним — плыл белый лебедь — и тень его сливалась с китом. София поспешно отвернулась от них.

Мелькнула надпись: «Башня эта — чудо, ты явился в мир. Что ж, беги отсюда, пока полон сил».

А вот знак Абры — обнаженный мужчина с головой петуха и змеями вместо ног, вместо Горгоны на нарисованный углем щит прикреплен осколок зеркала. София посмотрелась в него и невольно убрала волосы со лба, прижатые вязанкой.

Покореженные счетчики, ставшие расходомеры. Шаги громом отдавались в ее ушах, как будто она шла по утробе животного, которого боялась разбудить.

Наконец, она оказалась в галерее под баком. Он был напрочь проржавевший, бурый, как усы Гильзы. С правой стороны показалась маленькая винтовая лестница, на баке выскоблено: «Дальше Смерть».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза