Город был настоящим муравейником. Несколько лет тому назад его посетил падре Сармьенто[60]
, указав на опасность, которую порождает такой избыток мужчин по отношению к женщинам, занятым удовлетворением их первобытных желаний. Но это было еще не все. Слухи о скором изгнании иезуитов привели к тому, что в город завезли большое количество цыплят и окороков, предназначенных для девяти судов, на которые предполагалось погрузить семьсот монахов, составлявших этот орден в королевстве Галисия, дабы депортировать их в далекую Италию; предполагалось, что путь займет два месяца, и корабли с иезуитами должны были идти под эскортом двух военных судов.Уже много лет англичане и французы сменяли друг друга и на верфях, и в самом городе, а недавний мятеж в Новой Англии привел к появлению в окрестностях Финистерре[61]
целой флотилии торговых судов, снаряженных для каперства и для противостояния англичанам, блокировавшим главные галисийские порты — и прежде всего Ферроль, обративший свои пушки в сторону Англии, как в других случаях в сторону Франции.Антонио предоставил Бернардо Фелипе отдавать приказания сопровождавшим их слугам, ограничившись лишь тем, что наблюдал за неукоснительным исполнением приказов. Он не передавал ему таким образом своих полномочий, поскольку прекрасно знал, кто здесь распоряжается на самом деле, но что-то говорило ему, что целесообразнее будет, если со слугами разберется Бернардо, сам Антонио старался как можно скорее избавить себя от ответственности за слуг, откладывая принятие на себя всех полномочий до времен, которые, как он теперь догадывался, наступят гораздо раньше, чем он мог предположить в момент вручения кошелька с деньгами. Сейчас ему следовало как можно скорее научиться вести себя как богатый человек, постепенно и незаметно стать как бы одним из них. Наблюдать. Носить вызывающие кафтаны необычных цветов. Обращать на себя внимание, стараться быть на виду, но делать это так, чтобы невозможно было догадаться, что он делает это намеренно. Бернардо имел точные распоряжения своего отца относительно назначения товаров, заблаговременно отправленных до его приезда, и самые четкие инструкции по поводу прочей деятельности, которой он должен был посвятить себя во время пребывания в столице морского департамента. Все это он перепоручил Антонио Раймундо, возложив на него исполнение коммерческих дел. Здесь уже не было слуг, которым можно было бы все объяснить, и именно так это и понял Ибаньес. Он сам займется всем, он даже заинтересован в этом. Один, без друга, он пойдет к феррольским купцам и будет вести себя с ними так, как уже научился, состязаясь с Бернардо Фелипе и одновременно четко давая ему понять, кто призван играть главную роль в их отношениях. Но с другой стороны, страстно желая стать тем, кто определяет ритм деятельности, Антонио привык уже приноравливаться к другу, интуитивно угадывая, что нужно внимательно наблюдать за его поведением, дабы, когда наступит его черед наслаждаться жизнью, он смог ему подражать.
Бернардо Фелипе был, насколько он мог видеть, человеком, привыкшим к общению с людьми любого типа. Он умел обращаться со слугами, но также и с теми, кого признавал выше себя, в нужный момент он умел найти подходящую фразу или бросить взгляд, который совершенно очевидно указывал собеседнику его место; при этом он никогда никого не ранил, искусно наводя мосты взаимопонимания, если не искренней привязанности.
Антонио Ибаньес наблюдал за ним, пытаясь всему этому научиться. Но он начинал подозревать, что не в состоянии полностью овладеть подобной формой поведения, столь действенной для установления хороших отношений в обществе, признавая, что манеры у него довольно грубые и не слишком обходительные, в его властных жестах сквозит с трудом сдерживаемая нетерпимость. Он был слишком нетерпелив. Стремясь к совершенству, он понимал, что это зависит только от его собственной воли, но он просто не мог подчиняться никакому диктату, и его воля, или «его характер», всегда в конце концов брала верх.