Синий конверт

Так вот, у супруги Певзнера хворост иссяк. Вначале аптекарь даже испытал некоторое облегчение. Но по прошествии определенного времени привычка возобладала и некоторые части тела стали вести себя несколько неразумно. Что делать? Извечный мужской вопрос. Заводить шашни на стороне Певзнер не хотел, это было не для него. Куда-то надо идти, что-то надо говорить. А что? Он не знал. Потом надо будет чем-то платить, денег жалко. В общем, стыд и срам, но если очень хочется чихнуть, так чихайте себе на здоровье.

Таким макаром Певзнер убедил себя и в один прекрасный день пришел в одно скромное заведение для господ среднего достатка. Дама, управляющая всем этим домом, оказалась женщиной на редкость понятливой, сразу увела красного от смущения Певзнера из общей гостиной (не дай Бог, если кто увидит из знакомых!) и без лишних слов спрятала в маленькую комнату-спальню. Там он, сгорая от стыда, просидел пять минут, проклял себя, свой хворост и готов был панически бежать, когда дверь приоткрылась и в комнату зашла небольшого роста симпатичная брюнетка, в которой наметанный глаз Певзнера сразу определил соплеменницу.

Так оно и оказалось. Девушку звали Ребекка, приехала она в столицу из местечка Новогрудки, что в западной Белоруссии, и сразу попала в хорошее заведение. К чистому грязь не липнет, и даже здесь она оставалась скромной, тихой и не слишком прибыльной особой, которую и держали как раз вот для таких семейных боязливых мужчин более чем среднего возраста.

Исидор Вениаминович не тронул Ребекку и пальцем, Боже упаси! Они просидели два часа, пили чай с пряниками и разговаривали на родном диалекте. Уходя, Певзнер попросил разрешения изредка бывать у Ребекки, каковое разрешение было стыдливо дано. Он уплатил по счету и отдельно тайком сунул ассигнацию девушке.

Постепенно их встречи вошли в привычку. Разумеется, со временем произошло то, ради чего все и затевалось. Но это было совсем другое дело! Они, не торопя события, привыкли друг к другу, подружились, так что грехопадение превратилось едва ли не в тайную свадьбу. Исидор Вениаминович стал постоянным посетителем Ребекки. О других посетителях они никогда не говорили, щадя друг друга. Но в душе Певзнер мечтал о том дне, когда Ребекка станет свободной и независимой, с горечью понимая при этом, что им придется расстаться.

Так вот, возвращаясь к душевным терзаниям Певзнера, следует заметить, что они ни в коей мере не были связаны с бедной девушкой. Просто, когда аптекарь, в очередной раз опустошенный физически, но отдохнувший духовно, уходил домой, в большой гостиной приветливого дома он увидел очень серьезного господинчика, вдумчиво читавшего свежую газету.

Уже изрядно пройдя по улице, он остановился как пораженный молнией: это же тот самый злополучный Гриша Гершуни собственной персоной, в усах и бородке! Певзнер осторожно вернулся назад — в гостиной было уже пусто. Слава Богу, Гершуни не пошел к Ребекке, этого только не хватало для полного счастья!

Певзнер шел домой и размышлял. Несомненно, Гриша появился в городе не для развлечений. Он стал серьезным и опасным человеком, ловцом неопытных душ. Как отец, Певзнер был спокоен: Иосиф работал вдалеке от соблазнов революционного способа жизни, спасибо провидению и Путиловскому! Но оставались другие молодые люди и девушки. И самое главное, когда-нибудь Гриша должен перейти от слов к делу. Причем кровавому.

И это соображение подействовало как последний, но решающий довод. Потому что у Гриши Гершуни был спокойный, уверенный вид человека, наконец-то получившего постоянное и хорошее дело на всю оставшуюся жизнь.

Певзнер потоптался на месте, покрутил головой и нерешительно повернул в сторону Фонтанки, к Департаменту полиции.

Глава 5 Ограбление

Робко вступив на территорию любви, Берг воспрял душой: Амалия с явным нетерпением ожидала его прихода. Она встретила Берга в прихожей словами:

— Ну наконец-то!

Из чего Берг, как и всякий страдающий влюбленный, сделал опрометчивый вывод о том, что она страдает так же сильно, если не сильнее.

Прислуга сразу куда-то исчезла, а маменька с папенькой оказались в отъезде по случаю тезоименитства дальнего, но весьма богатого родственника. Все благоприятствовало свиданию и объяснению.

Берг был сразу приглашен в комнату к Амалии, что смутило незнакомого с такого рода церемониями воздыхателя. Второе впечатление от возлюбленной значительно превосходило первое, и Ивану Карловичу постоянно приходилось напоминать себе о том, что он явился сюда ради отпечатков пальцев, и только ради них.

Но когда он узрел не отпечатки, а оригиналы, все это забылось, пожар стал неинтересен, а бумага с угрозами обернулась невинной первоапрельской шуткой хорошенькой дочери над родным папашей. То-то будет над чем посмеяться, когда они поженятся и откроют всю правду родителям! Тем более, что чувство уверенности в скорой женитьбе нарастало с каждой минутой. Взгляд Амалии не останавливался на Иване Карловиче, но метался по всей комнате, дыхание было взволнованным, а руки сплетались в какой-то невероятный узел и тут же расплетались.