Синий, который красный

Макс устоял. Правда, пришлось сделать пару шагов в направлении рывка. Потом он рванулся уже сам, попытался отцепить зловредную штуку — нет, не получается, потянулся было к поясу за «береттой» — и вспомнил, что у него с собой нет даже ножа. А к корню начали присоединяться все новые и новые, еще один мощный рывок — и Макс просто влетел в густые заросли сирени, прокомментировав это так:

— Клятая магия.

В следующую секунду на него обрушился град ударов взбесившихся кустов. Он оставил надежду высвободить ноги — их уже оплели — но зато сразу же защитил рукой лицо, глаза, сгруппировался и прижался вниз, к толстым веткам и стволам: там удары были не такими сильными. Бичевание сиренью — какое издевательство! И ладно бы она еще не пахла, а то с каждым ударом на него падают яркие, багряного оттенка цветы, ноги уже совсем оплетены корнями, и корни движутся дальше…

Так-так, он даже «помогите» закричать не сможет. Пара ударов по голове более толстыми ветками — и его просто не найдут. Ножа нет, огнестрельного оружия нет, что есть?

Зажигалка в кармане. Макс нашарил ее почти случайно, вытащил, щелкнул колпачком. Огонек заставил плети отпрянуть.

— Ну, ты, — хрипло начал Ковальски, понимая, что его должны слышать, — карлик или как там тебя. Хочешь посмотреть на магию моего мира, а?

Сработает — не сработает? Насколько проникла сюда контрабанда из внешнего мира?

Поблизости что-то засопело, потом раздалось недовольное «Сдохни!», а вслед за этим Макс получил такой импульс кинетической энергии, что вылетел из кустов легким чижиком, преодолел довольно большое расстояние по воздуху и на чем-то распластался.

— Вот же дрянь, — прохрипел он и потом решился открыть глаза.

Над головой было небо и яркая радуга в пятой фазе (точно, пятой!). И не только. Еще над головой почему-то было изумительно красивое лицо, обрамленное золотыми волосами с красным отливом.

Прошло несколько секунд, прежде чем Макс понял, что разлегся прямо поперек аллеи, а над ним стоит богиня с золотистыми волосами и рассматривает его с полным недоумением.

Наверное, она просто прогуливалась здесь, погруженная в свои не слишком веселые мысли, и вдруг посреди аллеи появилось неожиданное препятствие в виде тела. К тому же это тело не очень вежливо отзывается… предположительно о ней самой.

— Я не о вас! — поспешно заверил Макс, не меняя лежачего положения. — Это в целом… насчет местных традиций.

Еще не лучше. «Тело» начало оскорблять ее страну. Макс мысленно дал себе пинка.

Лорелея приподняла брови. Вообще-то все, кто ее когда-либо видел, сходились во мнениях, что лицо богини имеет только два выражения. Скорбно-замкнутое и гордо-отсутствующее. Но на сей раз на нем отражалось только чистое, незамутненное удивление.

— Я мешаю пройти? — осведомился Ковальски. Только что он понял, что не сможет встать сразу: тело упорно заявляло, что ему нужно время и состояние покоя, чтобы проанализировать полученные травмы. — Если хотите, можете просто через меня перешагнуть. Считайте меня… ну, «лежачим полицейским»… ах, да, вы же не знаете… просто бревном на дороге.

Лорелея округлила глаза. Она посмотрела на свои ноги. Потом на разговорчивое «бревно», потом на аллею сразу же за ним. Поморгала, как бы не понимая, о чем речь. Потом подняла руку и указала на лицо Макса.

— Что? — по привычке среагировал Ковальски. — Мой нос? Я честно, не знаю, чья это наследственность…

Теперь богиня уже почти вытаращила глаза. Она точно не представляла, откуда на ее пути взялся такой странный типаж и почему он говорит такие непонятные вещи. Лорелея указала на свой нос и покачала головой. Потом провела по правой щеке. Макс повторил ее жест и почувствовал кровь на пальцах. Этот мелкий карлик ему висок рассек! Будь он хоть трижды магом, но за это — ответит капитально.

— Что, это? — он показал окровавленную ладонь. — Это ничего. Мелочи.

Оперся рукой о короткую травку аллеи и наконец принял сидячее положение. От гримасы боли, правда, не удержался. Девушка с золотыми волосами отступила на шаг, но при этом вопросительно и даже как-то тревожно нахмурилась.

— Мелочи, — повторил Макс. — Больно — стало быть, жив.

Лорелея склонила голову набок. Постояла, призадумавшись, и вдруг довольно сильно ущипнула себя за руку. Прикрыв глаза, прислушалась к чему-то, потом кивнула и вдруг секундно улыбнулась.

Довольно-таки неумело, как будто за долгие годы она уже забыла, как это делается. Но Макс понял, что пропадает, растворяется в этой улыбке, и, если он сию же секунду не отведет глаз — его прежнего никогда не будет.

Он опустил глаза, но только после того, как задержал взгляд на ее лице — на ту самую, непоправимую секунду.

— Вот же… — начал он, опуская глаза, чтобы не ослепнуть, и понимая, что ругаться в таком положении все равно не сможет: он был все равно, что в церкви (то есть, там, куда не заглядывал лет с четырнадцати). Ну, только не это. Нестерпимо хотелось поднять глаза и посмотреть опять.