Синий луч

Только в лагере для перемещенных лиц, в Берлине, Тропинин понял, какую непростительную ошибку он допустил. Теперь он искал выхода. Решал, как бежать из лагеря. Его письма не доходили до Советского Командования. Всех, с кем дружил Тропинин, при выписке из лагеря тщательно обыскивали. Значит, надо искать, кому доверяет комендант. Борис Антонович давно присматривался к немцу-переводчику Курту Винеру. Ему казалось, что последнее время переводчик ходит какой-то грустный, приглядывается к лицам перемещенных, словно отыскивая кого-то. Встретив бородатого старика, он, пораженный какой-то догадкой, долго стоял растерянный. Тропинин слышал, как Курт спросил старика, почему тот отказался уехать на родину: ты, мол, говорил, что хочешь в Россию? Слышал ответ и приметил, как глубоко задумался немец над словами старика, а потом недовольно кривил лицо, когда выступал прислужник компании металлургов, призывавший ехать за океан. Только поэтому Тропинин пошел вторично к помощнику коменданта, у которого переводчиком был Курт Винер, с требованием отпустить его из лагеря. При разговоре в комнате, где производили опрос, он разглядел на лице немца сочувствие к себе.

«Надо познакомиться с Винером, — решил Тропинин. — Через него можно передать письмо на волю», — и, почувствовав облегчение, начал раздеваться.

Оставшись в одном белье, он проделал комплекс гимнастических упражнений, вымылся холодной водой и уже собирался погасить свет, когда снаружи послышались шаги. Они приближались к бараку. «Вот еще кого-то „освободили“», — усмехнулся Тропинин. Барак, в который его недавно перевели, ночью усиленно охранялся. Шаги приближались. Борис Антонович стоял около койки прислушиваясь.

В дверь постучали.

— Да! — ответил Тропинин.

Вошли трое полицейских. Один из них коротко приказал:

— Одевайтесь!

Тропинина ввели в комнату коменданта лагеря. За столом, рядом с комендантом, сидел пожилой майор Советской Армии. Как только Тропинин переступил порог, майор, чуть улыбаясь, принялся рассматривать его. Борис Антонович еле сдерживал радость. Майор поднялся, шагнул навстречу.

— Здравствуйте, здравствуйте, Борис Антонович, — протянул руку майор.

— Товарищ… товарищ майор! — Тропинин беспокойно оглянулся на коменданта. Тот внимательно наблюдал за ним. — Наконец-то я вижу своих! — вырвалось у Бориса Антоновича.

— Садитесь, садитесь, Борис Антонович, — пригласил майор, пододвигая стул. — Рассказывайте.

— Идемте отсюда, товарищ майор! Все потом… потом!

Майор улыбнулся, усадил Тропинина.

— Борис Антонович, я понимаю вас. Вам не терпится, вас ждет семья… такая разлука. Но, понимаете, — майор сокрушенно развел руками, — необходимо соблюсти некоторые формальности. Есть кое-что неясное у них, — он кивнул головой в сторону настороженно слушающего коменданта. — У них некоторые данные не сходятся с нашими…

— Потом все уточните, — заволновался Тропинин.

— Нет, дорогой мой, их надо здесь выяснить. Рассказывайте, кто вы, откуда родом?

Тропинину вдруг показалось что-то знакомое в этом голосе. До сих пор он видел только советскую форму на майоре. Мысли мелькали так быстро, что Тропинин даже растерялся. «Почему для этой встречи меня вызвали ночью? Почему в этой комнате полутемно, а обычно было яркое освещение? Где он видел эти тонкие, жесткие губы, такие, как у майора? Откуда ему знакома эта ласковая улыбка и настороженно ожидающие чего-то глаза?..» Сделав вид, что он собирается с мыслями, Тропинин смежил веки и пристально вгляделся в лицо майора. «Где я встречался с ним»?

Выждав несколько минут, майор заговорил:

— Понимаете, Борис Антонович, — он пожевал губами и, подбирая слова, повел из стороны в сторону подбородком, будто ворочал во рту какие-то тяжелые глыбы, — вы назвались каменщиком, и это нас смущает.

Борис Антонович опустил голову. Представил, что у майора маленькие ниточки усов, холеная бородка клинышком, и взглянул на него. Перехватив этот взгляд, майор невольно отодвинулся в тень. Это не ускользнуло от внимания Тропинина. Страшным усилием воли он сдержал себя: перед ним стоял… Горчаков! Обожженные стальными раскаленными кольцами руки Бориса Антоновича вздрогнули. Тотчас овладев собой, он поднял голову и, глядя на Горчакова, спокойно сказал:

— Да, я каменщик. Но… разве это меняет положение? Я же советский человек, — Тропинин снова заговорил взволнованно. — Я стремлюсь на родину. Разве нашей стране не нужны каменщики? Я ничего не понимаю. Объясните мне, пожалуйста.