Синий мир (сборник)

У Джонатана появилось ощущение, что он сопротивляется могучим психическим потокам, которые словно волны могучего океана налетали на него со всех сторон, гонимые ветром. Главной его заботой было не забыть, что его ждет собственная миссия на Балленкрайче. Сохраниться среди этих волн и остаться готовым совершить то, ради чего он проделал весь этот долгий путь.

Джонатан думал о странных изменениях, произошедших в его сознании. По привычке он думал о своей миссии, но вот что было странно: всего несколько дней, часов оставались до прилета корабля на Балленкрайч, а его почти перестало волновать поручение, которое он должен был выполнить. Больше того, оно потеряло для него внутреннее содержание.

«Странная метаморфоза, — подумал Джонатан, — поручение, данное мне, потеряло для меня всякий смысл, внутреннее содержание. Для меня важнее стало теперь совсем другое. Большую часть эмоций, воли и чувств я вкладываю теперь в Ильфейенн. Я! Вложил! Скорее из меня вырвали, выжали это...»

Джонатан продолжал размышлять о Кайирилл, о Дереве Жизни, о Дворцах Божественного, которые плотно сгрудились у подножия ствола, немыслимых, каких-то планетарных, размеров. Все чаще перед глазами вставали сутулые фигуры пилигримов, их пустые глаза. Мысленно он видел бесконечную вереницу людей, которые идут к огромному дуплу и которые, достигнув его, останавливаются лишь на мгновение. Бросают короткий равнодушный взгляд на плоский, серый и очень невыразительный ландшафт, отворачиваются с полным равнодушием и, устало передвигая ноги, заходят в дупло, чтобы исчезнуть в нем навсегда.

Он думал о воззрениях друидов, основанных на смерти. Хотя смерть — это не та штука, которой надо бояться на Кайирилл. Смерть так же привычна, как, скажем, еда.

Насилие как обычный способ существования, насилие как выход из любого положения. Умеренность — слово, не имевшее значения для мужчин и женщин, не привыкших ограничивать прихоти, будь то излишество или бедность.

Он вспомнил все, что знал о Мейнгере: маленький мир озер и островов с изрезанными берегами, мир людей, склонных к путаным интригам, к архитектурным причудам. Мир кривых мостов, петляющих над реками и каналами, над красивыми уютными аллеями. Мир, озаренный тусклым желтым светом старого маленького солнца. Его фабрики: аккуратные, рентабельные, на специально отведенных промышленных островах. И Мейнги, люди столь же извилистые и хитроумные, как их витиеватые мосты. Один из них — Хабальятт, душа которого оставалась для Джонатана загадкой. А еще среди Мейнгов были пылкие приверженцы Красной Ветви — приверженцы средневековья, как сказали бы о них на Земле.

А Балленкрайч? Что о нем известно, кроме того, что это варварский мир, во главе которого стоит Принц, вознамерившийся снаскока воплотить в жизнь индустриальный комплекс. И где-то на этой планете, среди дикарей юга или варваров севера, должен находиться Гордон Крейстон.

Гордон. Вскружил Маргарите голову и ушел, оставив за собой переполох эмоций, который не мог улечься, пока он не вернется. Два года назад, на Марсе, Джонатан отставал от него на какие-то часы. Но когда Джонатан прибыл на Марс, чтобы вернуть Гордона на Землю для выяснения отношений, Гордон уже улетел. Раздраженный отсрочкой, но одержимый своей целью, Джонатан полетел за ним.

На Тюббанне он потерял след, потому что удар мотыги пьяного аборигена отправил Смайла на три месяца в госпиталь. Затем месяцы судорожных поисков, неудач, разочарований, и, наконец, на поверхность всплыло название очень далекой планеты — Балленкрайч. Затем месяцы, ушедшие на путь через всю Галактику, и теперь Балленкрайч лежал по курсу и где-то на нем был Гордон Крейстон...

И Джонатан неожиданно решил:

«Черт с ним, с Гордоном!»

Потому что Маргарита не владела более его воображением. Потому что теперь это место принадлежало беспринципной шалунье-жрице. Джонатану грезилось, как он и Ильфейенн исследуют древние игровые площадки Земли: Париж, Вену, Сан-Франциско, Долину Кошмара, Черный Лес, Море Сахары...

И Джонатан спрашивал себя: придется ли это по вкусу Ильфейенн? На Земле нет фанатиков-трудоголиков, чтобы их истязать, убивать или ласкать, как зверушек. Возможно, прав Хабальятт: вещи не всегда таковы, какими выглядят. Очень может быть, что он просто создал себе мираж по удобному образцу. Возможно, он просто никогда не представлял себе такие масштабы, в которые помещается эгоизм друидов. Ну и ладно. Тогда это предстоит выяснить.

Хабальятт не сводил с него ласкового взгляда.

— Будь я на вашем месте, мой юный друг, — я бы подождал. По крайней мере, еще один день. Не думаю, что она уже успела как следует ощутить одиночество. Думаю, что если вы сейчас с мрачным видом появитесь перед ней, это может вызвать лишь неприязнь и она причислит вас к прочим своим врагам. Дайте ей денек отдохнуть, а потом пригласите на прогулку или в спортзал, где она ежедневно проводит по часу...

Джонатан опять сел на скамью и сказал:

— Хабальятт, я не могу вас понять.

— Ах, — печально покачал головой Хабальятт, — поверьте, я говорю искренне.