Синий сапфир

Где это он застрял? Лампочка на потолке начала потрескивать, свет замигал. Здесь, внизу, было довольно холодно. Наверное, они послали меня в одну из тех холодных послевоенных зим, про которые рассказывала тётушка Мэдди. Просто замечательно. Водопровод тогда совсем замёрз, на улицах лежали мёртвые животные, окоченевшие от мороза. Я с усилием выдохнула, чтобы проверить, не образует ли мой выдох белое облачко. Не образует.

Свет снова замигал, и я испугалась. Что, если мне придётся сидеть здесь в темноте? На сей раз никто не подумал дать мне карманный фонарик, вообще нельзя сказать, что обо мне хоть как-то позаботились. В темноте крысы наверняка рискнут выйти из своих щелей. Может, они голодные… А где крысы, там и тараканы. Даже призрак однорукого храмовника, про которого говорил Хемериус, наверняка предпочёл бы обойти это место стороной.

Крррррк.

Это была лампочка.

Я постепенно пришла к выводу, что присутствие Гидеона в любом случае было бы предпочтительнее крыс и призраков. Но он не появлялся. Вместо этого свет стал мигать так, как будто он был при последнем издыхании.

Когда я ребёнком пугалась темноты, я тут же начинала петь, и сейчас я автоматически сделала то же самое. Сначала совсем тихо, потом всё громче и громче. В конце концов, здесь не было никого, кто мог бы меня услышать.

Пение помогло преодолеть страх. И холод. После первых минут даже лампочка перестала мигать. Правда, при песнях Марии Мена она опять принялась за старое, да и Эмилиана Торрини ей тоже вроде бы не понравилась. Зато на старые песни «Абба» она отреагировала спокойным, равномерным светом. К сожалению, я их знала не очень хорошо, особенно тексты. Но лампочка принимала и «lalala, one chance in a lifetime, lalalala».

Я пела часами. Так, по крайней мере, мне казалось. После «The winner takes it all» (самая любимая песня Лесли про несчастную любовь) я снова затянула «I wonder». При этом я танцевала по комнате, чтобы не замёрзнуть. После третьего исполнения «Mamma mia» я пришла к убеждению, что Гидеон уже не появится.

Вот проклятье! То есть я безо всякого опасения могла бы пробраться наверх! Я затянула «Head over heels», и на строчке «You're wasting my time stand» он внезапно возник рядом с софой.

Я прекратила петь и посмотрела на него с упрёком.

– Почему ты так поздно?

– Я могу представить, что ожидание показалось тебе долгим. – Его взгляд был всё так же холоден и непроницаем. Он подошёл к двери и подёргал за ручку. – И тем не менее у тебя хватило ума не выходить из комнаты. Ведь ты же не могла знать, когда я появлюсь.

– Ха-ха, – ответила я. – Это что, шутка?

Гидеон прислонился спиной к двери.

– Гвендолин, на меня не действуют твои ужимки невинной овечки.

Я не могла вынести его холодного взгляда. Зелёные глаза, которая мне всегда так нравилась, сейчас стали цвета фруктового желе. Того самого, противного, из нашей школьной столовой.

– Почему ты так… зол на меня? – Лампочка снова замигала. Наверное, ей не хватало моих песен «Аббы». – У тебя с собой случайно нет лампочки?

– Тебя выдал запах сигарет. – Гидеон вертел в руках карманный фонарик. – Я немножко покопался в архивах и сложил два и два.

Я сглотнула.

– Что такого ужасного в том, что я курила?

– Ты не курила. И ты не очень хорошо умеешь лгать. Где ключ?

– Какой ключ?

– Ключ, который дал тебе мистер Джордж, чтобы ты могла в 1956 году посещать его и твоего деда. – Он сделал шаг по направлению ко мне. – Если ты умная, то ты его спрятала где-нибудь здесь, а если нет, то он по-прежнему у тебя. – Он подошёл к софе и поочерёдно сбросил на пол подушки. – Здесь его нет.

Я в ужасе уставилась на него.

– Мистер Джордж не давал мне никакого ключа. В самом деле! А что касается сигарет…

– Это были не только сигареты. От тебя пахло ещё и сигарой, – ровным голосом ответил он. Его взгляд, пробежав по комнате, остановился на горе стульев перед стеной.

Я похолодела. И лампочка, в соответствии с моментом, замигала ещё более нервно.

– Я… – нерешительно начала я.

– Да? – подчёркнуто дружелюбно сказал Гидеон. – Ты выкурила ещё и сигару? В дополнение к трём «Лаки Страйк»? Ты это хочешь сказать?

Я молчала.

Гидеон нагнулся и посветил фонариком под софой.

– Мистер Джордж написал тебе пароль на бумажке или ты выучила его наизусть? И как тебе удалось на обратном пути пройти Цербер-караул, избежав занесения в протокол?

– О чём ты вообще говоришь, чёрт возьми? – спросила я. Это должно было прозвучать возмущённо, но получилось, к сожалению, довольно робко.

– Вайолет Пэплплам – довольно странное имя, ты не находишь? Слышала когда-нибудь? – Гидеон снова выпрямился и посмотрел на меня. Нет, фруктовое желе было неправильным сравнением для его глаз. Сейчас они сверкали как зелёный яд.

Я медленно покачала головой.

– Странно, – сказал он. – Она ведь друг вашей семьи. Когда я случайно упомянул это имя при Шарлотте, она сказала, что добрая миссис Пэплплам всё время вяжет вам кусачие шарфы.

Ну эта Шарлотта! Она что, не могла держать рот на замке?

– Нет, это не так, – строптиво ответила я. – Только Шарлоттины шарфы кусаются. Наши всегда очень мягкие.