Синий Шихан (Роман 1)

- Ты что... знаешь его? - поворачивая толстую шею к писарю, спросил атаман.

- Встречались!.. - Важенин дрожавшими пальцами перебирал на столе бумаги и кидал быстрые взгляды на своего маньчжурского товарища.

- Вы забыли, господин Важенин... Меня зовут Василием, - выручил его Кондрашов.

- Откудова пожаловать изволил, любезный? - постукивая тяжелой ладонью по эфесу казачьего клинка, спросил атаман, настораживаясь и дивясь такому странному знакомству его писаря. - Кто таков будешь?

- Административно-ссыльный, ваше благородие, - твердо ответил Василий и, не спуская с Важенина пристальных глаз, уверенно добавил: - Вид на жительство, выданный Пермским полицейским управлением, вручен господину Важенину.

Захар Федорович скомкал на столе какую-то бумагу и чуть не до крови закусил губу.

Петр Николаевич ничего не понимал. Василий запросто сказал ему, что паспорта у него нет.

- Где его документ? И почему мне вовремя не доложено? Ты мне, господин Важенин, ети кренделя выкидывать брось! Получил какую бумагу, изволь доложить, кого еще черти принесли ко мне в станицу!

- Да ведь с этой холерщиной, ваше благородие, все из головы вылетело, - торопливо роясь в столе, разыскивая несуществующую бумагу, оправдывался Важенин, мучительно соображая, как выйти из этого нелепого положения.

- Наверно, я дома оставил этот документ... А встречались мы с господином... простите, запамятовал...

- Кондрашов, - подсказал Василий.

- С господином Кондрашовым мы встречались вчера, временно я его на квартиру определил.

- А не упомнишь, что там писано в етом распоряжении?

- Как всегда... все по форме, - неопределенно ответил писарь.

Турков, немного поостыв, уразумел, что положение облегчается: не нужно составлять протокол, наряжать подводу и посылать конвойного, да еще в такое время, когда в станицу нагрянула холера... С опаской посматривая на исхудалое лицо Василия, он спросил:

- Чем хвораешь-то, любезный?

- Лихорадкой...

- Ага! Лихорадкой, значит, ета, еще ничего... А то поглядеть, больно уж тощой. Только прямо тебе скажу, что для лихорадки у нас климат неподходящий. Степь, жара...

Атаман словно в подтверждение своих слов вытащил из кармана широченных шаровар пестрый платок и стал вытирать вспотевшее лицо. И вдруг, как бы невзначай, спросил:

- А кровь тоже от етой болести пил?

- Какую кровь, ваше благородие? - удивленно пожал плечами Василий.

- А ты не отпирайся... Видели вчерась, как ты ложкой хлебал и куски макал...

- Да вы шутите, господин атаман!

- Зачем же... не шутим... В щелочку видели, ета, вот у него в анбаре, - показывая пальцем на Петра Николаевича, говорил дотошный атаман. - Чего тут отпираться-то... Нам очень любопытно знать...

- Куски макал?.. - Василий, вспомнив свой вчерашний ужин, рассмеялся. - Нет, господин атаман, смею вас уверить, кровопийцей никогда не был. Плохо разглядели... Ел я вчера обыкновенный свекольник, потому что десны больны.

- Так точно, ваше благородие, можете жену мою спросить, она сама приготавливала, - подтвердил Петр Николаевич, удивляясь, кто мог подсмотреть такие подробности.

- Свекольник! - вскакивая с места, крикнул Турков. - Ах ты, сучка рябая, едрена корень! Свекольник, значит?

Василий и Петр Николаевич, улыбаясь, снова подтвердили это. С толстых губ атамана срывались по адресу Агашки Япишкиной и Спиридона Лучевникова самые бранные слова.

- Эту язву, Агашку, бузницу, - она, говорят, стерва, в бражку табак подмешивает и протчее зелье, - выпороть! Слышишь, Захар Федорович?

- Слышу, - облегченно вздыхая, отозвался Важенин.

- Пусть сотский даст ей горячих, а Афонька-Коза (так прозвали вестового атамана казака Афоню) пусть ее за ноги подержит. Я ей, охальнице, из спины кровь пущу, чтобы людей не булгачила...

Истощив запас сочных слов в адрес шинкарки, Турков приступил к допросу Кондрашова:

- Значит, административно-ссыльный! Те-екс... Политический?

- Да, господин атаман, политический.

- Ты так отвечаешь, любезный, будто гордишься етим...

- Каждый думает по-своему.

- А ты не торопись. Судился за что?

- Совсем пустяки...

- По пустяшным делам не судят. Чего натворил?

- Малость покуролесили... Забастовки... сами понимаете, обидели народ, пулями встретили...

- Нехорошо говоришь, господин Кондрашов, нехорошо. Там бунтовщики были... Вот видишь сам, до чего дошел, на покойника похож, - укоризненно покачал головой атаман и, повернувшись к писарю, спросил: - По бумаге-то где ему проживать велено?

- В пределах Зарецкого уезда, - посматривая на Важенина, вставил Василий.

- Так точно, в пределах Зарепкого уезда, - машинально подтвердил Важенин.

- Наш уезд большой. Почему ты выбрал именно мою станицу? В самую несусветную глушь забрался... Поехал бы куда-нибудь в Кумак али в Таналык, там и речки и леса, а у нас лес далеко, одна голая степь да курганы с сусликами.

Атаману вовсе не хотелось иметь у себя этого политического ссыльного. Кондрашов отлично понимал мысли станичного и, чтобы успокоить его, сказал:

- А вы не тревожьтесь. Я здесь долго не задержусь. Немножко оправлюсь и дальше поеду, лучшее место искать...