Синий Шихан (Роман 1)

- Играем, - неохотно ответил старший. Младший, посапывая облупленным носом, мял испачканными пальцами кусок смолы, за поясом у него торчало несколько камышовых стрел, в другой руке он держал баночку из-под ваксы и бренчал ею.

- Что в баночке-то? - спросила Устя.

- Гвоздочки, - тронутый ее участливым вопросом, ответил Ванек.

- Зачем гвоздочки-то? Наконечники для стрел, что ли, мастерить?

- Ага! - обрадованно подхватил Ванек. - Тольки плохо держутся, отваливаются, Егорка не умеет мастерить, а Мишка умеет.

- Очень-то умеет твой Мишка! - горделиво сказал Егор. - Ну, пошли, что ли?

- Погодите! Я вас научу, как это делается.

Устя взяла у Ванька смолу, разделила ее на части, обволакивая в песчаной земле, скатала несколько шариков. Потом взяла стрелу, нацепила кусок смолы, в середину прикрепила гвоздик, и наконечник вышел на славу. Мало того, попросила куриное перо и достала из кармашка маленький перочинный ножик, при виде которого у мальчиков заблестели глаза. Забыв обо всем, оба присели на корточки, жадно смотря, как руки Усти превращали камышовый стебель в индейскую, с оперением на конце, стрелу.

- Ишь ты как! Глянь, Егор! - восхищался Ванек.

Так было положено начало большой дружбе между Устей и этими ребятами. Совместно было изготовлено полдюжины стрел.

Ванек вертелся у ног молодой женщины, как шустрый котенок, и все время не спускал глаз с перочинного ножика. Устя это видела и тихо улыбалась. Маленький "индеец" не выдержал и робко попросил:

- Можно ножик в руках подержать?

- Можно. Почему же нельзя?

- Эх, ты! - покачал головой Ванек и глубоко вздохнул.

- Нравится? - спросила Устя.

- Ага! Ха-арроший!

- Я могу его тебе подарить... Возьми...

- Ух ты, бесстыдник! - вмешался старший.

- Мне? Насовсем? - не обращая внимания на упрек брата, допытывался Ванек.

- Конечно, насовсем! Как же иначе?

Ванек уставился на нее черными глазенками, да так пристально, что смутил Устю. Взгляд его спрашивал, умолял, словно говоря: "Ежели ты добрая, так не обманывай маленьких, ежели взаправду подаришь, то ты все равно глупая, коли можешь расстаться с такой драгоценностью..."

- Бери, бери! - поощрительно улыбаясь, сказала Устя.

- Пойдем, Егорка, мамка же велела, - пряча в карман подарок, сказал Ванек, торопясь унести чудесную вещицу. Мало ли что могло случиться!..

- Раз мама велела, надо идти, - подтвердила Устя.

Ребята поблагодарили новую знакомую, собрали свое вооружение и побежали дальше...

А отец этих маленьких "индейцев" уже сидел перед Хаустовым в канцелярии полицейского участка и вел такой разговор:

- Ты меня, господин урядник, не гони, нужно будет, я сам уйду. Отпусти моего дружка, и я спокойно удалюсь.

- Не могу беззакония творить, понимаешь? Русским языком тебе говорю, что твой китаеза будет выслан по этапу!..

- За что?

- Это тебя не касаемо! Будешь дебоширить, и тебя направим, - отрезал Хаустов.

- Мне ты не грози! Господи боже мой! Ты же знаешь, что я ничего не боюсь! Сниму артель и уйду.

- А захочет ли артель за тобой пойти?

- А ты потом посмотришь... Я, брат, и девок своих за собой уведу... Ты что думал, что так и будут к тебе ходить, а ты ими станешь пол подтирать? Прошли те времена, урядник... Зачем рабочего избили и в каталажку посадили? Думаете, самородок хотел скрыть? А ежели бы он тебе попался, ты бы его что... другим подарил?

- Замолчи, Буланов, а то стражников позову, - пригрозил Хаустов.

- Зови, милый, зови... А я всю артель позову! Пусть посмотрят, как вы китайца неповинного разделали. Не пройдет!

Буланов помахал пальцем и встал.

- Значит, бунтовать? Ты смутьян давно известный... Гляди, поосторожней!..

- Злишь ты меня, Хаустов, своими угрозами, так злишь, даже смешно смотреть на тебя... Я тебе угрожать не буду. А сделаю, как сказал. Подам телеграмму окружному инженеру, про твои бесчинства расскажу, про бабские шашни и прочее... Да и управляющий Тарас по головке вас не погладит. Ему работа нужна, а вы мешаете, безобразничать начинаете... Не пройдет!

Взбешенный Хаустов вскочил, хотел что-то предпринять, но, увидев в открытое окно крупную, сутулую фигуру Якова Фарскова и других рабочих, снова сел и приказал Архипу освободить помещение.

Буланов вышел, коротко рассказал Фарскову и рабочим, в чем дело, и отошел с приятелем в сторонку.

- Надо, Яков Мироныч, народ собирать, - сказал Архип. - Не допустим, чтобы они над нашим товарищем измывались. Освободим и жалобу напишем окружному инженеру.

- Кого собирать-то? - угрюмо заявил Фарсков. - Народ-то давно у шахты толчется, тебя ждет.

- Ну, тогда пошли.

Остальное все произошло так: рабочие, женщины, ребятишки, в том числе и два "индейца" со стрелами, всего свыше двухсот человек, хлынули к казачьей. Увидев враждебно настроенную толпу, Хаустов скрылся, а стражники не оказали никакого сопротивления. По требованию Архипа Буланова открыли арестное помещение и выпустили избитого Фан Ляна. Буланов обнял его, уговорил людей разойтись и повел друга к себе. Фан Лян жид рядом с ним, в общей мазанке, но харчевался у Булановых. Но на этом не закончились события престольного праздника.