Синий ветер

Легко сказать «разгружай», а попробуй это сделать в такой чертолом, когда баржа то взлетает выше палубы парохода, то проваливается и лезет прямо под днище. И хотя Савкин дал еще две роты солдат, но проку от них мало: на палубе толкотня, только и гляди, чтобы в этой неразберихе кого-нибудь не смыло за борт или не зацепило грузом. Мичман Туз мечется от одной группы солдат к другой:

— Полундра!..

Над палубой нависла огромная связка брусьев, крановщик никак не может попасть в трюм, такелажники разбежались кто куда, и только Туз, широко расставив ноги, стоит возле трюма и взмахами рук показывает крановщику, куда передвинуть связку.

— Товарищ Туз, осторожней! — кричит ему в мегафон Силантьева с борта лесовоза.

Но Туз только досадливо отмахивается. Вот он подбежал к самому краю трюма, резко взмахнул рукой, и крановщик опустил связку в трюм. Туз первым спрыгнул туда, отцепил стропы, крановщик начал выбирать трос, но зацепился крюком за кромку трюма. Как назло, в этот момент баржа полетела вниз, потянула за собой кран, стрела его выгнулась.

Однако повезло и на этот раз: крановщик успел отпустить тормоза, трос начал свободно разматываться. А баржу уже приподняла очередная волна, крюк освободился, и крановщик спокойно выбрал трос.

Когда они уже заканчивали разгрузку лесовоза, случилась беда. Предпоследняя связка рассыпалась, брусья попадали в трюм и за борт, а один начал «гулять» по палубе.

— Всем в корму! — крикнул Борисов, а сам бросился на помощь Тузу, пытавшемуся столкнуть злосчастный брус за борт.

Солдаты укрылись на корме за рубкой, только Борисов и Туз остались на палубе. Один конец бруса лег между двумя тумбами кнехта, а другой мотало, как маятник. Вот его бросило в нос, мичман едва успел перепрыгнуть через брус, иначе перебило бы ноги. Надо было перебросить зацепившийся конец через кнехт, но им вдвоем не поднять этот толстый шестиметровый брус. На помощь им из-за рубки выскочил рядовой Голубев — длинный и тощий, как жердь. Он в три прыжка подскочил к ним, подхватил брус, и они перекинули его через тумбу кнехта. Теперь оставалось развернуть второй конец и столкнуть брус за борт. Но в это время волна накренила баржу влево, брус сам пополз по палубе.

— Полундра! — крикнул Туз и ловко перепрыгнул через брус. То же самое удалось сделать и Борисову, а Голубев в самый последний момент замешкался. Брус ударил его по ноге, и солдат упал как подкошенный, его тоже поволокло за борт. Однако Борисов успел схватить солдата. Туз спихнул брус за борт уже в тот момент, когда баржа начала крениться вправо и брус готов был ползти обратно.

Голубев лежал на палубе, он корчился и извивался, как береста на огне. Мичман попытался снять с него сапог, но Голубев закричал так страшно, что его крик услышали даже на лесовозе. Борисов достал нож, разрезал голенище сапога и штанину. Портянка насквозь пропиталась липкой кровью, пока ее разматывали, Голубев опять кричал животным криком.

Чуть повыше лодыжки обнажилась кость — удивительно белая среди этого кровяного месива. Открытый перелом. Хорошо еще, что не раздроблена, возможно, ногу удастся сохранить.

— Отдать швартовы! — командует Борисов.

С лесовоза сбрасывают швартовы, солдаты на барже-подхватывают их.

— Назад малый!

Но волна прижимает баржу к лесовозу, бьет о борт. С лесовоза пытаются оттолкнуть ее отпорными крюками, но безуспешно. Наконец она проскальзывает вдоль борта лесовоза за его корму и разворачивается.

Из рубки принесли аптечку, и мичман Туз перевязывает Голубеву ногу. Сейчас солдат не кричит, а только скрипит зубами: должно быть, страх у него уже прошел, а боль он старается перенести достойно.

Теперь самое сложное — перенести Голубева на причал. Два временных деревянных причала на западной стороне уже основательно разбиты, после шторма их придется восстанавливать. Остается третий причал — возле аэродрома, там волна потише.

Ошвартовались они более или менее удачно, если не считать того, что вывернули причальный брус и помяли борт. Но баржа так плясала возле причала, что спрыгнуть на него здоровому человеку и то было трудно, а сходня, перекинутая на борт, скакала как угорелая. Если бы нашелся широкий трап с леерными ограждениями, Голубева можно было бы перенести на носилках. Носилки можно привезти из санчасти, но где взять трап?

На берегу уже знали о случившемся, у причала столпились такелажники, шоферы, солдаты, работавшие на выгрузке. Пришел даже старик Козырев, дежуривший в этот день на аэродроме. Он-то и предложил:

— А вы его краном подымите.

Это был лучший выход. Кран подцепил сетку, в которой переносили мешки с мукой, в сетку забрались трое солдат, положили Голубева на колени, чтобы при подъеме его меньше беспокоило. Кран поднял сетку, развернул стрелу и мягко опустил сетку на причал. К тому времени уже примчалась санитарная машина, Голубева уложили на носилки и увезли.

От пароходов и лесовоза шли баржи и катера, они еще не загрузились полностью, но Щедров приказал всем идти к причалам.

— Разгрузку прекращаем до тех пор, пока не утихнет шторм, — сказал он Савкину.