Синий ветер каслания

— А знаешь, как разодет Усюп?.. Не знаешь! Такого не придумают и самые остроумные на Медвежьем празднике! Не отличает ерша от окуня. Только помнит, что уха из ерша вкуснее. Забыл он и свой родной язык…

Рассказывают, как-то приехал домой и со старой матерью разговаривал на непонятном ей языке. Она, как испуганная зайчиха, таращила на него глаза. Вздыхала. Видя, что она не понимает, он показывал, изображал слова руками… Ты видел такого! — смеясь, воскликнул Арсентий.

— А он какой институт окончил? — спросил я Арсентия.

— Какой там институт! Он не окончил и восьми классов! Даже курсы не может окончить. Поступил в медучилище — убежал! Учился на курсах радистов, киномехаников, дизелистов, трактористов, баянистов — ни одни курсы не окончил. Сейчас, кажется, поступил на курсы экскаваторщиков-бульдозеристов. Поживет, поболтается в одном месте, надоест — махнет в другое. Курсов много. И поступать легко — везде северянам льготы: одежда, бесплатное питание… Всюду танцы, музыка… Не жизнь, а сладкая морошка!.. Не то что мы с тобой бродим по глухой тайге да по тундре голой… А в общем, нам ему завидовать нечего! Оглобля и оглобля! Не для него и рыба, и олени, и лес, и нефть!

Над деревьями уже вставало бодрое и веселое солнце. Пели деревья, щелкали птицы — и над всей тайгой звучала музыка света, весны, жизни. Арсентий в эту минуту мне казался поэтом.

Под ногами хрустел мерзлый снег. Иногда ноги скользили… Арсентий хмурился и продолжал:

— Обо всем этом я говорил У стопу. И о настоящем и будущем нашего края. И что ему надо возвратиться в родные места, там работы хватит всем. А он мне в ответ: «Там нет условий для культурного отдыха!» Вишь какой, на готовенькую культуру зарится! А кто в его родном краю должен строить, создавать новую культуру? Тогда я попытался тронуть главные чувства человека, которые лежат где-то глубоко-глубоко, в самом сердце. Чувство к матери, которая дала ему жизнь, к земле, по которой он сделал первый шаг в жизни, к народу, на языке которого он сказал первое слово. На мои слова он ответил высокомерно: «Моя родина — планета Земля. Мой народ — земляне!» Тогда я выпроводил его из номера. Не мог дышать с ним одним воздухом…

Похрустывали под ногами снежинки, а иногда ноги скользили, и мы чуть не падали, но, увлеченные разговором, ничего этого не замечали.

— Есть попугаи среди наших соплеменников! — тяжело вздыхая, словно размышляя вслух, протянул Арсентий. — Мало, но есть!.. А ты знаешь, что о таких попугаях говорят в народе: «Ничтожные люди готовы считать родной народ свой ничтожным и пытаются отмежеваться от него. От таких людей отворачиваются свои, не признают их и другие… Сильные люди борются за то, чтобы прославить родной народ, сделать его счастливым».

— Даже когда на всей планете будет коммунизм и космические корабли полетят вон туда… — указывая на солнце, говорил Арсентий, — даже тогда в душе каждого из людей будет жить своя родина — та земля, где родился человек, тот народ, из глубины которого он вышел на дорогу жизни.

Народы Севера маленькие, как орешки на огромном и величественном кедре. Но и у нас есть свое, то, чего нет у других народов: свои легенды, песни, умение с улыбкой жить в суровых условиях нашего Севера.

Кто быстрее поймает в тайге соболя, в Оби — осетра, в стаде — оленя? Конечно, северяне!

Вот стадо. В нем две тысячи оленей. Их пасет всего шесть пастухов. А сколько таких стад на бескрайних просторах тайги, тундры! А сколько соболя, белки, горностая добывают в тайге следопыты-охотники! Сколько серебряной нежной рыбы каждый день сдают государству наши славные рыбаки! Так что совсем не прав Усюп, отвернувшийся от матери, от своего народа. Вот ты — манси, и я — манси… — повернулся ко мне Арсентий. — Мы родились на этой земле. Наши соплеменники привыкли к долгим касланиям. Но нам с тобой иногда бывает нелегко, правда?

В знак согласия я кивнул головой Арсентию. Да, уже привыкли к другой жизни…

— А как на нашем месте почувствовали бы себя, к примеру, узбек и молдаванин? Твоя тетя всю жизнь кочует, живет в чуме, а нам с тобой этот чум опротивел… И мы с тобой, как этот Усюпйив, могли махнуть куда-нибудь на юг. А кто будет пасти оленей, помогать соплеменникам «стать с веком наравне»?

ЛЕСНАЯ РЕЧКА

В пушистом инее леса

Сверкают золотом насквозь,

Костром в кустах мелькнет лиса,

В снегу по грудь проходит лось.

Зима спешит, снежком пыля,

И сердце с ней, и счастье с ней.

Люблю тебя, моя земля,

И стук копыт, и скрип саней.