Синица в руках

погружая его все глубже в себя, сливаясь с ним в одно целое, в единый организм.

Последняя волна страсти отхлынула от них, когда на улице уже была кромешная тьма. Саша немного замерзла, сильно прижимаясь тонким телом к нему, длинные тонкие ноги обвивали его неказистые, состоящие из выпирающих мышц ноги, так гротескно смотрящиеся с ее ровными, тонкими и такими волнительными. Ее маленькая грудь щекотала его ребра, когда она рисовала пальцем контуры его лица, заставляя все его тело вздрагивать от последних искорок желания, мирно гаснущего у него внутри.

— Я люблю тебя, — прошептал Марат, боясь своим голосом нарушить упоительную тишину.

— И я тебя тоже люблю, — Саша осыпала его поцелуями, блестя счастливыми глазами.

— Выходи за меня замуж, — прошептал Марат.

— Что? — Саша привстала на локте, ее длинные тонкие волосы упали ему на лицо.

— Ты хорошо подумал? Я же могу и согласиться?

— Я надеюсь на это. Я тебя не тороплю, просто, хочу, чтобы ты знала.

— То есть, могу подумать? — игриво прошептала она, хитро похихикивая.

— Конечно, сколько хочешь.

— Да не буду я думать, что ты в самом деле! — Воскликнула Саша.

— Да согласна я, согласна!

На фабрике было непривычно тихо, затаенная где-то внутри нее жизнь стыдливо выглядывала отдельными темными фигурами, мелькавшими вдали короткими перебежками между зданиями. Марат быстрым шагом пересекал территорию, пытаясь нагнать проспанное время. В нем еще не затихали огоньки прошлой ночи, подсвечивая его лицо изнутри светом искреннего счастья.

— Марат! Иди сюда! — Миша махнул ему рукой из курилки. Его жизнерадостное, с легким оттенком бесшабашности, лицо было встревоженным и даже слегка вытянутым.

— Привет, — поздоровался Марат, крепко пожав холодную руку и растягивая слова, как мурлычет довольный кот после сытного обеда. — Я проспал.

— Да ладно, — махнул рукой Миша, понимающе подмигнув, но в то же мгновение его лицо опять вытянулось, набирая меловую белизну внутреннего переживания. — Короче, вчера Карлович в ночной был. Вот.

Миша тяжело затянулся, втягивая в себя почти половину сигареты, Марат наконец уловил настроение друга, выхватив себя из неги счастливых переживаний в серую реальность.

— Что случилось?

— Ой, не знаю даже. Короче, я смотрел по журналу, потом его забрали следователи, — затараторил Миша.

— Короче, там была утечка на линии, ну на этом, как обычно.

— Да, я понял. Вчера мне мастер дал новый клапан, но он не подошел.

— Да. Да, ты рассказывал. Так его кто-то установил. Карловича вызвали, т. к. клапан стал гудеть и парить кислотой, там одна девчонка из лаборатории надышалась, забыл, как ее, Ольга, вроде.

— Ну не томи! — Марат весь напрягся, переживая мерзкое чувство ожидания беды.

— Черт, Карловича обдало кислотой. Клапан прорвало! Его увезли в больницу, короче, как-то так, — Миша отвернул свое лицо к ветру, желая осушить набежавшие слезы на глазах.

— Что? Как?! Я не понимаю?! Кто поставил клапан? Они, что там все с ума сошли?! — Марат дернулся было пойти в цех, но Миша схватил его за руку, сильно сжав своей большой ладонью.

— Стой здесь, там следаки приехали, всю документацию изымают. Фабрику пока остановили до выяснения.

— А мастер где? Где мастер смены?

— Все там, — Миша махнул в сторону административного корпуса, — всех допрашивают.

— Как Семен Карлович?

— Девчонки звонили в больницу, говорят жив.

— Так что мы стоим? Надо идти к нему!

— Во-первых, не пустят, состояние тяжелое, сильный ожог. А во-вторых, сказано от цеха не отходить, могут вызвать на допрос.

— Какой еще допрос?

— Такой. Ты в журнале вчера не расписывался?

— Ну. Как обычно, вечером. Меня ж вчера чистить отправили.

— А ты все прочитал, что там было написано?

— Нет, я торопился, — Марат задумался, тщетно вспоминая запись в журнале.

— Ребята из диспетчерской сказали, что все на тебя валят.

— На меня? — глаза Марата округлились, теряя природный прищур. — Но я же…

— Знаю, об этом все знают. Но имей это ввиду и ничего не подписывай, — Миша со злостью бросил окурок в урну. — Все знают, что это не ты, но кто мы такие, чтобы нас кто-то слушал? Если тебя назначат виновным, не знаю, гм, черт!

Через два часа за Маратом приехала машина, забрав его на допрос прямо в несвежей робе, не давая возможности переодеться. Машина выехала за пределы фабрики, везя его по знакомому с детства маршруту, в здание городской прокуратуры.

Там его отвели в душную комнату с наглухо закрашенным окном и ярким жестким светом, где продержали больше трех часов, как ему показалось. Он в определенный момент перестал ощущать время, путаясь в мыслях о случившемся, о прошлой ночи, о Саше, Семене Карловиче, матери, потом опять о Саше — все происходящее виделось ему нереальным, горячая кровь сдавливала виски, будоража его сознание как в приступе лихорадки.