Синон

Авнер Грант спрыгнул на землю и захлопнул за собой дверцу, а потом поправил на плече сумку и, пригнувшись, побежал к джипу, который ждал его на безопасном расстоянии. Машина за его спиной взревела, поднялась в воздух и вскоре скрылась в направлении побережья. Не поздоровавшись с водителем, Авнер прыгнул на пассажирское сиденье и за всю недолгую дорогу до того, что можно было бы назвать залом прибытия, не проронил ни слова.

Спустя тридцать минут он уже сидел за рулем арендованного «Форда Эскорта» и мчал вдоль берега большого соленого озера. Возле Колосси «Форд» повернул направо и покатил вверх по А6.

Снаружи стоял солнечный день – было не меньше тридцати двух градусов. Грант опустил окно, подставляя лицо теплому ветерку. По карте до Никосии было не больше шестидесяти километров, но дорога петляла, обходя горный массив близ деревни Корноса. Авнер взглянул на часы: одиннадцать утра. До начала операции добрых шесть часов, у него куча времени. Машина миновала поворот на Лимассол и повернула на Никосию. Далеко на западе маячила снежная вершина горы Олимп.

Иранская операция, можно считать, провалилась. Он так ничего и не узнал. Принц Абдулла бин Азиз, явно привечавший террористов «Моны», так ни в чем и не признался. Молчал – даже когда лицо его сына растворялось у него на глазах. Возможно, Авнер, как обычно, поторопился вылить кислоту ему в глотку. «Моссад» усиленно ищет спонсоров «Моны», и Абдулла наверняка мог бы назвать хотя бы какие-нибудь имена. Гранту следовало бы проявить больше терпения.

Он выглянул в окно, изучая дорожные указатели. В Никосии его ждут двое помощников. «Подкрепление» – так это называется в 101-м отделении «Моссада». Но Авнер не создан для совместной работы. Поэтому он сделает все, чтобы те двое держались подальше от места проведения операции. В сумке, которая лежит рядом с ним на сиденье, – последняя версия «Галиль снайпер» производства израильского концерна «Ими», полуавтоматической снайперской винтовки с глушителем. Хотя Грант не очень-то жаловал подобное оружие. С ним все было слишком просто. Он любил настоящую охоту – с засадами, ловушками и адреналином в крови. Встретиться с врагом лицом к лицу – вот настоящее дело. А еще он любил использовать кислоту – прекрасно осознавая, до чего смешна его склонность к подобного рода романтике. Кислота была его сигнатурой, отличительным знаком.

Сейчас в кармане Авнера лежало два красных ордера: на бывшую коллегу Рейчел Папо и террориста Акима Катца. Рейчел красива – Грант пересмотрел немало ее снимков в Интернете. Неужели ему так и не представится возможности вылить на нее кислоту? По спине пробежала холодная дрожь, и Авнер еще крепче вцепился в руль. Может, у него все-таки получится только ранить ее из снайперской винтовки?

Очередной дорожный указатель уведомлял, что до Никосии осталось тридцать километров. Грант прибавил газу и выставил из окна правую руку. Он очень сомневался, что шефу «Моссада» захочется разглядывать снимки своей бывшей подопечной после завершения операции.

Никосия, Кипр

Часы показывали двадцать пять минут пятого: до встречи оставалось тридцать пять минут. Рейчел Папо собрала волосы в «хвост» на затылке. Зафер Павлу на соседнем сиденье исходил по́том. Кондиционер при выключенном моторе не работал, и салон старой «Вольво» превратился в духовку.

Зафер бросил мрачный взгляд на Акима Катца, который лежал на заднем сиденье, перевязанный серебристым скотчем по рукам и ногам. Четырьмя часами раньше, в Лимассоле, Рейчел втащила его в телефонную кабину, чтобы дать позвонить по номеру, который Аким, очевидно, помнил наизусть, и тот, с кем он разговаривал, подтвердил намеченный ранее план операции обмена. Время неумолимо приближалось. Папо смотрела в бинокль, который взяла с теплохода. Она опустила окно и наклонилась вперед, выбирая оптимальный угол зрения.

Они припарковались близ старого туннеля, в трех километрах от аэродрома. Зафер сидел тихо – что-то подсказывало ему, что сейчас Рейчел не следует мешать. Он вспоминал ту ночь, когда эта женщина вышла к нему, как русалка, из морской пучины. Она не была похожа ни на одну из его прежних знакомых. В ней чувствовались сила и непоколебимая решимость, какой он мог только завидовать. При этом все в ней дышало отчаянием и безумием – как ни горько ему было это осознавать. Все ее тело покрывали татуировки и шрамы, и моряку оставалось только догадываться, каким испытаниям подвергла ее жизнь.