Синьора да Винчи

— На лжепророков церковью наложен запрет, — произнес Борджа. — Этот человек вообразил себя непогрешимым, и он жулик, поскольку попирает важнейшее церковное правило. Думаю, — взглянул он на нас с затаенной хитроватой усмешкой, — мы уже напали на след.

Мы целиком сняли роскошную виллу в Солане. В этом огромном имении мы, если не считать слуг, наслаждались одиночеством и, отужинав, могли свободно обсуждать за столом все, что нас волновало. Лоренцо после лечения на минеральном курорте чувствовал себя как нельзя лучше. Я уже запамятовала, когда настрой у него был такой же суровый и решительный.

— Итак, мы поставим Савонароле ловушку, — сказал он. — Мы докажем всем, что он лжепророк. За то, что он нарушил каноническое право, его жестоко покарают и впредь воспретят пророчествовать с церковной трибуны.

— Но предерзкий приор, конечно же, пренебрежет запретом Рима, — подхватил его мысль Борджа, — и вот тут-то церковь обрушит на его голову весь свой гнев.

— Но что именно он должен напророчествовать? — не понимала я. — И как нам вынудить его пойти на это?

— Я знаю способ подкинуть ему подходящие темы. — Взор Лоренцо, казалось, уже что-то прозревал в будущем. — Но для начала надо придумать хоть одну — другие придут сами.

Длинный стол, за которым мы втроем мирно сидели, вдруг напомнил мне нашу предыдущую общую трапезу. Это происходило в Ватикане, в тот вечер, когда Джованни было обещано звание кардинала и торжественно объявили о двух помолвках: Чибо с Маддаленой и Максимилиана с Бьянкой Сфорца из Савойи. Постепенно в моей памяти, как живые, всплыли воспоминания о том ужине — мы кружком сидим за папским столом. И еще одна замечательная подробность…

— Лоренцо, ты помнишь портрет Бьянки Сфорца отроковицей? — спросила я.

Он на мгновение свел брови, поглядел мне прямо в глаза и долго сидел недвижим. Очевидно, и он мысленно перенесся во времени вспять, увидел, как мы сидим в пышной столовой зале у Иннокентия и вместе рассматриваем портрет Бьянки.

— Помню, — наконец отозвался он, — рукав.

— Расскажите, — попросил заинтригованный Родриго.

Лоренцо стиснул пальцами виски.

— Все это так запутанно, я пока не могу свести концы воедино… Катон, начни ты. Ты лучше меня знаешь мои мысли.

Я улыбнулась про себя, осознав, что и вправду досконально изучила его выдающийся мужской склад ума.

— Это лишь крупица, Родриго, первое зернышко. Но в Милане есть два человека, солидарные с нами. Они наверняка окажут нам помощь в осуществлении этого плана. Учитывая их дарования и готовность к посредничеству, мы обретаем надежду изгнать засевшего в городской сердцевине известного нам всем паразита.

— Придвигайтесь ближе, друзья мои, и выкладывайте все, что у вас на уме. — Родриго с пакостной улыбочкой подлил себе в кубок вина. — Ничто не веселит меня так, как выгодный сговор.

ГЛАВА 32

— Мое сердце бьется так сильно, что вот-вот выпрыгнет из груди, — призналась я Лоренцо.

Мы въехали в Милан через южные врата. Бремя лет все тяжелее сказывалось на мне, но предвкушение встречи с Леонардо после едва ли не десятилетней разлуки будто снова вернуло мне молодость. Мы приехали сюда вдвоем с Il Magnifico в удобной закрытой карете, в которой он теперь обычно путешествовал. Путь от Чианциано до Милана занял три дня, и мой возлюбленный вдоволь настрадался от вездесущих дорожных ухабов и рытвин.

Я раздвинула оконные шторки и по городскому шуму и многоголосью убедилась, что жизнь и торговля в Милане, почему-то расположенном, несмотря на величину и значимость, вдали от рек и озер, более того, воздвигнутом для пущей безопасности на высоком холме, бьют ключом. Его улочки, узкие и довольно грязные, напоминали запутанный лабиринт, нисколько не похожий на строгий порядок флорентийских проспектов. Дома здесь строили из серого камня и рыжевато-бурого кирпича, некоторые насчитывали не одно столетие, другие успели обзавестись прекрасными новыми фасадами. Там и сям пестрели зеленью и цветами ухоженные садики. По дороге нам пришлось протрястись по бессчетным мостикам, перекинутым через неширокие каналы.

— Катерина, взгляни направо.

На красивом современном строении значилась вывеска: «Банк Медичи».

— Будь добра, предупреди кучера, чтобы здесь не останавливался.

Я исполнила его просьбу — наше прибытие в Милан оставалось тайной почти для всех. Мы проехали еще несколько кварталов и оказались на большой площади.

— Сейчас увидишь, — подготовил меня Лоренцо. — Дуомо всех ошеломляет.

Невзирая на готовность удивляться, я все же невольно разинула рот при виде исполинского собора, завораживавшего и нежной окраской бело-розового мрамора, и затейливостью декора. Возносящиеся ввысь шпили и контрфорсы, увенчанные стройными остроконечными башенками, создавали иллюзию французского кружева — какой контраст с угрюмыми аскетичными фасадами флорентийских церквей! Такое можно было вообразить себе разве что в видениях, навеянных гашишем.

— Готское влияние, — едва слышно произнес Лоренцо.

Я поняла, что он очень ослабел в дороге.