Синьора да Винчи

В музыкальном салоне разместились бессчетные струнные и духовые инструменты. Была здесь и знаменитая скрипка с изумительным посеребренным корпусом в форме конской головы. По прибытии в Милан Леонардо вместе с ней экспромтом поучаствовал в придворном музыкальном состязании и победил в нем! После этого он, как ни странно, некоторое время слыл весьма одаренным скрипачом, но никак не живописцем. В этой комнате среди прочего высились стопки нот и таблиц, в которых несведущий человек нипочем не разобрался бы. На стенах были развешаны чертежи «музыкальных волн», вплывающих по воздуху в весьма правдоподобное человеческое ухо и продолжающих далее путь в голове слушателя.

Наконец я выбралась в главный коридор и зашла в бывший бальный зал. Леонардо, заметив меня, тут же поспешил навстречу.

— Доброе утро, дядюшка Катон! — весело приветствовал он меня. — Обожди-ка, не подходи ближе. Сейчас я тебе кое-что покажу.

Он отвел меня обратно под арку. Четыре ученика подошли к углам платформы, на которой была установлена летательная машина, и дружно начали тянуть канаты, приведя в движение замысловатую систему шкивов, противовесов, тросов и массивных цепей. Под грохот металлических рычагов деревянный прямоугольник оглушительно заскрипел, и вся конструкция вдруг начала плавно подниматься! Она уплывала вверх на цепях и канатах, а на ее место из нижнего этажа поднимался новый пол — точь-в-точь по размеру прежнего. Что-то громко лязгнуло, и обе платформы остановились и застыли — одна высоко над нашими головами, другая — на месте бывшей. Теперь вместо летательного аппарата в зале стояли пять задернутых тканью мольбертов.

Ученики, справившись с работой, как ни в чем не бывало вернулись к своим обязанностям.

— Что такое ты мне показал? — с изумлением спросила я, кивая на хитроумную технику.

— Я считаю, что работа должна ходить к мастеру, а не наоборот. Теперь я на ночь могу убирать свои полотна под надежный замок.

Я принялась расхаживать среди мольбертов, приподнимая накидки, чтобы подсмотреть сюжеты картин. Одна казалась мне чуднее другой: женский портрет в профиль — Беатриче д’Эсте, по словам Леонардо; Лодовико в сумасбродном облачении, чем-то напоминающий растолстевшую лесную нимфу; целитель в строгих темных одеждах; Мадонна с хрупким цветком в вазе, к которому с любопытством тянулся младенец Христос. В каждом из этих полотен явственно отразился неповторимый гений моего сына.

— Мне хотелось бы, чтобы ты тоже позировала мне, — тихо произнес Леонардо. — Но только без мужской одежды и обвязок.

— Зачем тебе рисовать старуху? — позабавило меня его предложение.

— Когда я гляжу на тебя, то вижу прежней, — признался Леонардо, — такой, какой помню тебя в его возрасте.

Он взглядом указал на Салаи, который на другом конце залы толок в ступке медный купорос, орудуя пестиком с таким ожесточением, что вокруг него клубилось синеватое облачко, оседая на лице и одежде. Леонардо с нежностью перевел на меня взгляд и шепнул:

— Madonna mia…[42]

— Может быть, когда-нибудь… — отчего-то засмущалась я. — У нас пока столько несделанных дел и забот…

— Лоренцо очень болен, да?

— Да. Но он полон сил — непонятно, откуда они берутся. Пока Флоренции что-то угрожает, ее защитник не намерен умирать.

Тут к нам, путаясь в собственных ногах, подлетел Салаи и, уставив на отца синее от купоросной пыли личико, заявил:

— Я пошел гулять с друзьями!

— Ты не до конца перетер лазурную краску, — возразил Леонардо. — Пусть Алессио за меня трет! — надув губы, нахально ответил Салаи.

Их взгляды встретились. В глазах Салаи плясали чертенята, суля в будущем не меньшие неприятности, чем в настоящем.

— Доделаешь, когда вернешься.

Тщетными попытками напускать на себя суровость Леонардо прикрывал непростительное снисхождение к сыну.

Дождавшись все же, пока маэстро кивком отпустит его, Салаи с облегчением развернулся и уже рванулся с места, но его остановил гневный окрик учителя. Леонардо кивком указал на меня. Мальчик вернулся и равнодушно чмокнул меня в щеку. Затем, схватив шапочку с пером и потуже затянув завязки колета, был таков.

— Не малютка, а изверг, — сказал Леонардо, снимая накидку с неоконченной Мадонны с младенцем.

— Раз ты ему позволяешь… — мягко, без укоризны ответила я.

— Красные! — выкрикнул Леонардо.

В тот же миг подмастерье Алессио поднес ему палитру со всеми оттенками требуемого цвета. Леонардо взял ее и отпустил ученика, не забыв при этом похвалить его.

— Разве я не прав, мамочка, если стараюсь дать сыну все, что могу? — едва слышно спросил он.

— Кому-кому, но только не мне отвечать на твой вопрос! — улыбнулась я. — По моему убеждению, каждый ребенок заслуживает хотя бы одного снисходительного родителя.

— Дьяволенок… — невесело усмехнулся Леонардо. — Будем надеяться, что он не уморит меня до смерти.

Мы с Лоренцо и Леонардо нанесли визиты Лодовико и Беатриче. В Милане мы были стеснены во времени, но от соблюдений приличий отступить было невозможно. В самом деле, Лоренцо нелепо выглядел бы в глазах своего важнейшего союзника, если бы не навестил его по приезде.