Читаем Синтаксические структуры полностью

Чтобы понять предложение, мы должны знать весьма многое, помимо разложения этого предложения на каждом из лингвистических уровней. Мы должны знать также референцию (отношения) и значение[62] морфем или слов, из которых предложение построено; естествен-

естественно, нельзя ожидать от грамматики большой помощи в этом деле. Указанные понятия составляют предмет семантики. При описании значения слова часто бывает выгодным или даже необходимым обращаться к синтаксическим аспектам, в которых это слово обычно выступает; например, при описании значения слова hit «ударить» мы, несомненно, должны описывать деятеля и объект действия в терминах «подлежащее» и «дополнение», которые, очевидно, лучше всего анализируются как чисто формальные понятия, относящиеся к теории грамматики[63].

Естественно, мы обнаруживаем, что очень многие слова и морфемы единой грамматической категории описываются семантически посредством частично сходных понятий, например глагол — посредством понятий подлежащего и дополнения и т. д. В этом нет ничего удивительного. Это означает, что синтаксические механизмы языка применяются в высокой степени систематически. Мы видели, однако, что выводить какие-то обобщения из такого систематического применения и приписывать «структурное значение» грамматическим категориям и конструкциям, подобно тому как приписываются «лексические значения» словам и морфемам, — шаг весьма шаткий.

Другое общеупотребительное, но сомнительное применение понятия «структурного значения» связано со значением так называемых «грамматически функционирующих» морфем типа ing, ly, предлогов и т. п. В подтверждение того положения, что значения указанных морфем коренным образом отличаются от значений существительных, глаголов, прилагательных и, вероятно, других больших классов, часто ссылаются на тот факт, что эти морфемы можно расставить в последовательности пробелов или бессмысленных слогов таким образом, чтобы получилась полная видимость предложения, т. е. фактически чтобы определились грамматические категории бессмысленных элементов. Например, в последовательности Pirots karulize elatically мы узнаем в первом, втором и третьем слове существительное, глагол и наречие по суффиксам s, ize и 1у соответственно. Однако это свойство не позволяет четко отграничить «грамматические» морфемы от иных, поскольку в таких последовательностях, как the Pirots karul — yesterday или give him — water, пробелы в первом случае также определяются как вариант прошедшего времени, а во втором — как the, some и т. п., но не а. Тот факт, что в этих случаях мы принуждены дать пробелы, а не бессмысленные слова, объясняется продуктивностью или «незамкнутостью» категорий существительного, прилагательного и т. п. в противоположность категориям артикля, глагольного аффикса и т. д. Вообще, расставляя последовательность морфем в последовательности пробелов, мы ограничиваем выбор элементов, которые можно поместить на пустых местах, с тем чтобы получилось грамматически правильное предложение. Какие бы различия относительно этого свойства ни существовали между морфемами, они, очевидно, лучше объясняются посредством таких грамматических понятий, как продуктивность, свобода сочетания или объем субституционных классов, чем с помощью каких-либо предполагаемых особенностей значений.

<p><strong>10. ИТОГИ</strong></p>

В наших рассуждениях мы стремились подчеркнуть следующие моменты. Самое большее, чего можно требовать от лингвистической теории, это чтобы она давала метод выбора грамматик. Теорию лингвистической структуры следует четко отличать от руководства, содержащего полезные эвристические процедуры для открытия грамматик, хотя подобное руководство, несомненно, основывается на результатах лингвистической теории, и попытки составить такое руководство окажутся, вероятно (как это случалось и в прошлом), существенным вкладом в развитие лингвистической теории. Если принять данную точку зрения, то у нас не будет оснований возражать против смешения уровней, считать элементы высшего уровня построенными буквальным образом из элементов низшего и полагать, что синтаксическое исследование преждевременно, пока не решены все проблемы фонологии и морфологии.

Грамматику лучше всего определять как самостоятельное исследование, не зависящее от семантики. В частности, понятие грамматической правильности нельзя отождествлять с осмысленностью (а также ставить в какую бы то ни было определенную, пусть даже приблизительную связь с понятием порядка статистической аппроксимации). В ходе такого независимого и формального исследования мы обнаруживаем, что простая модель языка, представляющая его в виде марковского процесса с конечным числом состояний, при котором предложения порождаются слева направо, неприемлема и что для описания естественных языков необходимы такие весьма абстрактные лингвистические уровни, как уровень анализа по непосредственно составляющим и трансформационный уровень.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки
Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах
Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах

Представленная книга является хрестоматией к курсу «История новой ивритской литературы» для русскоязычных студентов. Она содержит переводы произведений, написанных на иврите, которые, как правило, следуют в соответствии с хронологией их выхода в свет. Небольшая часть произведений печатается также на языке подлинника, чтобы дать возможность тем, кто изучает иврит, почувствовать их первоначальное обаяние. Это позволяет использовать книгу и в рамках преподавания иврита продвинутым учащимся.Художественные произведения и статьи сопровождаются пояснениями слов и понятий, которые могут оказаться неизвестными русскоязычному читателю. В конце книги особо объясняются исторические реалии еврейской жизни и культуры, упоминаемые в произведениях более одного раза. Там же помещены именной указатель и библиография русских переводов ивритской художественной литературы.

Авраам Шлионский , Амир Гильбоа , Михаил Наумович Лазарев , Ури Цви Гринберг , Шмуэль-Йосеф Агнон

Языкознание, иностранные языки
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы
Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах) Т. 5. (кн. 1) Переводы зарубежной прозы

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.Эту эстетику дополняют два фрагментарных перевода: из Марселя Пруста «Пленница» и Эдмона де Гонкура «Хокусай» (о выдающемся японском художнике), а третий — первые главы «Цитадели» Антуана де Сент-Экзюпери — идеологически завершает весь связанный цикл переводов зарубежной прозы большого писателя XX века.Том заканчивается составленным С. Н. Толстым уникальным «Словарем неологизмов» — от Тредиаковского до современных ему поэтов, работа над которым велась на протяжении последних лет его жизни, до середины 70-х гг.

Антуан де Сент-Экзюпери , Курцио Малапарте , Марсель Пруст , Сергей Николаевич Толстой , Эдмон Гонкур

Языкознание, иностранные языки / Проза / Классическая проза / Военная документалистика / Словари и Энциклопедии