— Прошу вас, проходите, — сказала она, тщательно выговаривая слова. — Вам нравятся интерьеры Малиетти? Его называли Фиолетовой королевкой. Правда, свинство? Мне кажется, сексуальная жизнь декоратора не должна иметь никакого отношения к оценке его работы. Малиетти — один из лучших мастеров своего дела. Вы со мной не согласны?
— Вы правы, — отозвался я.
Дворецкий распахнул перед нами дверь в гостиную, а когда мы вошли, затворил ее за нами. Гостиная, площадью девять на девять ярдов, была обклеена фиолетовыми обоями, на которых изображались французские парки. Мебель была в основном белой, на полу лежал обюсонский ковер, который, похоже, стоил сотню акций Ай-Би-Эм.
Миссис Брендон прошествовала к столику в конце гостиной, на котором лежала китайская фарфоровая лошадка, к несчастью, расколотая пополам. Лошадка была тоже фиолетовой.
— Ужас не столько в том, что бедняжка разбилась, — прокомментировала миссис Брендон. — Увы, она существует в единственном экземпляре. Нельзя починить, нельзя заменить. Это эпоха Тан, шестой век.
Она подала мне половинки, и я с неподдельным интересом осмотрел их.
— Это не шестой век, — наконец изрек я. — Династия Тан, если верить историкам, правила с шестьсот восемнадцатого по девятьсот шестой год, но эта фиолетовая красавица, похоже, из девятого столетия. Это лошадь бактрийской породы. На таких монголы совершали набеги в Китай. Лошади отбивались от табуна, их крали, брали в виде трофея, и потом они прижились и стали китайскими. В музее «Метрополитен» есть одна такая же лошадка — с красным седлом.
— Какая прелесть! — миссис Брендон захлопала в ладоши. — Какой вы умный, мистер Крим. По этому поводу надо выпить. Знаете, Малиетти взял с меня за эту лошадку одиннадцать тысяч долларов, хотя она стоит по-настоящему в десять раз дороже. Вы со мной не согласны?
— Она бы и впрямь стоила так много, миссис Брендон, если бы, конечно, была настоящей, — отозвался я. — Но эта фиолетовая штучка — подделка, и причем не самая искусная. Я, похоже, даже знаю, где в Италии делают такие. Красная цена ей — шестьдесят долларов в «Блумингсдейле», но не больше.
Она замерла, потом дала волю чувствам.
— Да как вы смеете, нахал?! — воскликнула она. — Как вы смеете заявляться ко мне и разговаривать в таком тоне? Да я сейчас велю вышвырнуть вас вон.
Интересно, что во время этой тирады она по-прежнему сохраняла выражение томной утонченности. Гнев был только в голосе, но затем, побушевав, она устало сказала:
— Ладно, черт с вами, приятель. Давайте лучше выпьем. — Она взяла половинки лошадки и бросила в корзину, — Что будете пить? Все правильно. Водись с педами и получишь, что заслужила. Ну так, не стойте столбом, что будете пить.
— Я не пью на работе, — пояснил я.
— Да? Какая жалость! Неужели вы не хотите выпить в честь того, что сэкономили вашей фирме десять тысяч? Если вы не против, я выпью глоток джина с содовой. У меня, видите ли, газы. Я понимаю — это признание дамы в сиреневом, что она рыгает, как не знаю кто, — чудовищно, но что делать, если это так? Вы не возражаете, если я немножко выпью? Газы — ужасный недуг для дамы.
— Прошу вас, не стесняйтесь.
Она набухала полстакана джина, добавила столько же содовой и осведомилась, откуда я так хорошо разбираюсь в лошадях эпохи Тан.
— Когда работаешь в страховой компании, делаешься большим эрудитом, — отвечал я, — но я пришел сюда не рассуждать о китайских лошадках, миссис Брендон. Если эта ваша лошадка застрахована на десятку, наша компания без разговоров оплатит вашу потерю и не станет присылать человека, чтобы выяснить, что к чему. Если вам угодно, я постараюсь не забыть написать бумагу о том, что вышеуказанный предмет старины раскололся пополам. Мне даже не потребуется отмечать, что статуэтка поддельная, потому что, учитывая общую сумму страховки Брендона, им это все равно.
— Вы хотите сказать, что Э.К. Брендон — сущая находка для страховой фирмы?
— Вне всякого сомнения, миссис Брендон.
— Раскройте тайну, сколько он стоит? Я никому не скажу.
— Тут можно только гадать, миссис Брендон, но похоже, денег у него больше, чем в Форт-Ноксе. Разве вам это неизвестно?
— Мне? День ото дня я знаю Э.К. все меньше и меньше.
— Так что, мне сообщить о лошадке?
— Десять тысяч! Господи, ну зачем они мне? Пропить их что ли? К тому же, мне никогда до них не добраться. Если Э.К. узнает, что я прикарманила его десятку, он растерзает меня в клочья. Он спит и видит во сне деньги так, как проститутке снятся дни ее девственности. Нет, тут уж ничего не попишешь. Перед вами увядший цветок лаванды сорока двух лет от роду. А, черт, мне на самом деле сорок семь. Что ж, я добилась своего. Вышла замуж за богача! Ну а вы, стало быть, явились сюда из-за девицы, больше ведь не из-за чего.
— Я думал, вы сами поднимете тему.
— Какую тему?
— Тему Синтии.
— Синтии? А что с ней, спаси се Господь?
— Говорят, она ушла из дома.