Синто. В одну и ту же реку. Часть 4. Чужие звезды

Еще четверо суток и один переход через «врата» и мы подошли к нашему сектору-пустышке. Оставив десантовоз, мы прошли через врата на своем корабле, и с замиранием сердца получили информацию от сканеров — дома! Мы дома! Выпустили сигнал SOS. Прошло девятнадцать часов, мы подходили ко вторым вратам сектора, как навстречу выскочили два спасателя-спринтера. На космо-жаргоне эти корабли звались «сенбернарами», а коротко «сенями», они всегда шли в паре. На одном было все необходимое для поддержания жизни на пострадавшем корабле: еда, медикаменты, фильтры, генераторы кислорода, на втором — все, что нужно для устранения стандартных неполадок. Пара «сенбернаров» всегда неразлучна, даже врата они проходят состыковавшись, чтобы при «ошибке» врат их не разбросало по разным секторам.

Эфир наполнился шутками и прибаутками, Тарасов для виду хмурился, но не одергивал ни своих людей, ни «сеней» — все были рады. Сейчас, согласно инструкции «медсеня» заменит нам фильтры и подбросит что-нибудь для медотсека, «техсеня» тоже чем-то поделится и мы дружно, под конвоем «собачек» пойдем через наши сектора.

После стыковки, когда из люка один за другим показывались спасатели, старпом не выдержал

— Детский сад, какой-то, — пробурчал он довольно громко.

Все ребята были только-только из училищ, похоже, это была для них первая операция, и их просто распирало от энтузиазма. Наша техслужба наоборот впадала в мрачность, прямо пропорциональную радостному настрою гостей.

Но ничего, все обошлось, через четыре часа спасателей выпроводили обратно. Еще час на их состыковку и подготовку к переходу и мы в другом секторе. Нашем.

Подождав разсоединения «сеней», корабли на максимальной скорости пошли через сектор. Техперсонал и офицеры уставшие, но радостные от скорого возвращения домой разбрелись спать, а я отправился в медотсек.

Посещения медотсека оставляли тягостное впечатление и не из-за холодной враждебности Таисии — Викен не хотела оживать, не хотела приходить в себя. Поначалу этого не было заметно, но после третьего дня доктор забила тревогу, вывела ее из сна, попробовала поговорить, нарвалась на мертвую отстраненность пациента и обеспокоилась пуще прежнего. После забора яйцеклетки Таисия потребовала, чтобы я поговорил с Викен. Я отказался.

Я не знаю, что ей сказать, что даст ей силы жить дальше. Хуже того, я не знаю, что может ранить ее еще больше.

Но так не может продолжаться до бесконечности. Ситуацию надо разрешить.

Таисия уже уходила, когда я перехватил ее в дверях.

— Изменений нет, — сквозь зубы процедила она.

— Разбудите ее, я хочу с ней поговорить.

Доктор попыталась что-то прочесть на моем лице — напрасная трата времени, и молча вернулась за свой пульт. Десять минут полного молчания, самое время собраться с мыслями, да что-то никак не получалось.

Что я ей скажу? В каком тоне повести разговор? В жестком? Мол, хватит валяться? Но…, думаю, я не смогу сейчас на нее надавить — всему есть предел, даже моей властности и жесткости.

В индифферентном тоне, на котором строилось наше общение? Нет… Смысла нет… Вранье… Лучше ничего не говорить, чем врать.

Правда…Чувства… А какие они? Я часто прислушиваюсь к интуиции, к чувству опасности, к уменью чуять ложь, но остальные чувства… Чувства к людям… Я люблю своих детей… Елена, моя жена, мать моих детей, верный соратник, мой светский тыл. Мы всегда были с ней друзьями, наши чувства были теплыми и уютными, никаких страстей и прочей белиберды.

Викен сломанной куклой лежащая в кресле… Странный мертвящий холод от этого зрелища… Я не знал, что такое может быть со мной. Злость и раздражение на всё связанное с хином-палачом. Мне стоило нескольких часов самокопания, понимание того, что я ревную. Ревную абсолютно чужую мне девчонку-иностранку. Ревную зло и яростно, скрывая от самого себя такое глупое и недостойное чувство.

Вот поэтому я и не хотел с ней говорить — если я выплесну на нее всю правду, если я сообщу ей, что люблю ее странно и дико, удивляясь сам этой любви, вряд ли эта информация подымет ее на ноги.

Но поговорить надо, надо понять, что ее держит, что не дает жить дальше.

— Александр Викторович, — Таисия зовет уже не первый раз.

— Да

— Можете зайти, она уже приходит в себя.

Я зашел в крохотный бокс с регенератором.

Мне отчего-то казалось, что Викен должна сильно похудеть за эти дни… Глупо… Питание было налажено, а регенератор заботился и о тонусе мышц в том числе, так что с телом все было в порядке. А вот лицо, голова… Волосы были спрятаны под шапочкой, уродуя форму головы, на глазах маска-очки. И очки и шапка подклеены, чтоб не затекал реген-раствор. Две мягкие трубочки заведены в… нос, его тоже восстанавливать и восстанавливать…

Она лежала утопленная в растворе. Как с ней разговаривать?

Я оглянулся на Таисию, та поняла мое замешательство.

— Она все слышит и синтезатор речи дает ей возможность отвечать, — донесся из динамиков чуть искаженный голос доктора.