Синто

В целом можно сказать, что все эти восстановители «древнего учения» о котодама исходили из тех же представлений о «мистической фонетике», что, скажем, и индийские тантрические мистики X–XI вв. Они считали, что сотворение мира начинается с тонких вибраций, постепенно превращающихся в звуки «священного языка» — санскрита, из которых складываются слова, а потом возникают и сами «материальные» явления и вещи, этими словами обозначаемые. Некоторые слоги (внимание, тут сходство почти полное!), называемые индусами биджа мантра (биджа — "семя"), являются не чем иным, как звуковой манифестацией главных космических сил. Например, слог ям соответствует ветру, рам — огню, а знаменитый ом — вообще всесилен. Поэтому овладевшие тайным знанием «больших мантр», в которых сочетаются в определенном порядке эти «исходные мантры»-семена, могут управлять стихиями и даже повернуть для себя вспять процесс космической эволюции, чтобы достичь состояния изначальной неразделенности и покоя, которое и составляет цель тантрической практики (помните, ведь достижение изначального хаоса контон, когда земля и небо были не разделены, почиталось главной целью во многих синтоистских системах, основанных во многом на даосских представлениях, прежде всего Ёсида синто). В Японии эта система была передана в интерпретации школы эзотерического буддизма Сингон («Истинные Слова», что является переводом санскритского мантра), о которой мы уже рассказывали.

Весьма схожие представления мы находим и в одном из направлений средневековой кабалистики, в которой абсолютно трансцендентный миру Бог начинает творение, произнося 22 священные согласные буквы иврита и складывая их в слова. Соответственно, познавший их тайный смысл может даже воспроизвести акт сотворения мира, комбинируя определенным образом священные звуки в словах и фразах.

Известна и ренессансная система знаменитого Пико делла Мирандола, соединившего учение каббалы с весьма схожей «фонетической магией» герметической традиции, восходящей еще к религиозным представлениям Древнего Египта.

Японские же специалисты XVIII–XIX вв. по котодама в целом полагали, что сущность ее составляет исконная способность к порождению через соединение (мусуби). Эта мистическая сила тама, позволяющая оказывать воздействие на мир, пребывает в каждом слоге японской фонетической азбуки, поэтому овладевший надлежащим словоупотреблением обретает возможность воздействовать на мир. Помните уже цитированные мною слова средневекового поэта Ки-ноЦураюки о том, что слово движет миром? Эта кажущаяся простым поэтическим преувеличением формула обретает в свете изложенного выше учения о котодама вполне конкретный прямой смысл. Отсюда и представление о духовной силе древних молитвословий норито, в которых нельзя изменить ни слова, иначе весь эффект, скажем, от «Слов великого очищения» пропадет или же, в худшем случае, будет вообще обратным.

Отсюда оставался только один шаг до вывода, который сделали раньше и индийские, и еврейские мистики — священный текст имеет кроме явного еще и тайный смысл, который можно понять, исходя из мистического значения составляющих его знаков. Знаменитый аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес в своем эссе «Оправдание каббалы» (1932) точно подмечает то главное условие, которое делает подобное мистико-фонетическое истолкование возможным:

Суть допущения (на котором основывались каббалисты) сводилась к представлению о Священном Писании как об абсолютном тексте, в котором доля случайности практически равна нулю. Прозрение замысла Писания чудом ниспослано тем, кто заполняет его страницы. Книга, в которой нет места случайному, формула неисчислимых возможностей, безупречных переходов смысла, ошеломляющих откровений, напластований света. Можно ли удержаться от соблазна снова и снова на все лады перетолковывать ее, подобно тому, как это делала каббала?

Именно как боговдохновенный текст, в котором нет случайных знаков, по крайней мере в важнейших понятиях и именах богов, стали воспринимать многие приверженцы «древнего синто» его «священное писание» — «Кодзики». Рядом с академической филологией Мотоори Норинага, стремившегося через всемерное изучение и сопоставление старинных текстов понять истинный смысл древних слов, приверженцы мистической филологии полагали, что настоящее значение слова — это объединяющая производная тайных смыслов исходных слов-кирпичиков, которые и образуют «большое» слово.