Синто

Во-первых, цуми можно было бы назвать преступлениями или грехами, если бы все они свершались по умыслу человека. Ведь христианское понимание греха предполагает личную ответственность за содеянное. Однако усмотреть чью-то вину в заболевании проказой или же «бедах от насекомого ползающего» вряд ли возможно, поэтому использование слов «грех» или «прегрешение» для перевода понятия цуми не является точным и в какой-то мере вводит в заблуждение. Ведь особенность общинных религий, к которым относится и синто, состоит как раз в слитости, неполном разделении «природного» и «человеческого». Поэтому не делается принципиального различия между прегрешениями людей и природными бедствиями, хотя, судя по использованию в тексте того же молитвословия двух понятий — «сознательное нарушение» (тога) и «недосмотр» (аямати), оно осознавалось. Однако главное, что все нарушения привычного порядка, называемые цуми, опасны для общества в целом, и именно степень этой опасности служит главным критерием для выделения типов цуми, а вовсе не «ответственный» за их совершение субъект.

Во-вторых, источник цуми в любом случае находится не в самом человеке, а во внешнем мире. Христианский теолог Андре Ле Кок, называя идею загрязненности «самой архаичной формой вины», подчеркивает особенность основанного на таком понимании мировосприятия в целом:

Акцент делается на мире, а не на человеке, и этический грех смешивается с материальным злом, так как все нарушения приводят к расстройству космологического порядка и приносят с собой загрязнение, тем самым проводя между священным и мирским разделяющую линию, во многом лишенную смысла для современного человека.

Говоря о современном человеке, Ле Кок имеет в виду, конечно, христианина, причем западного, забывая о возможности существования в этом мире других систем понятий и ценностей. Описанные выше представления, которые Ле Кок вместе с известным философом Полем Рикёром называет «нашей древнейшей памятью», на самом деле и поныне определяют особенности японского менталитета в его отношении ко злу и ответственности за него. Еще в начале века французский компаративист Робер Херц указывал, что в культурах, где разделение этического греха и материального зла не происходит, личное участие в нарушении космического порядка не игнорируется, но это не является главной проблемой, ибо человек испытывает на себе влияние происшедшего нарушения порядка, даже если «виновник» и анонимен.

Поэтому главное не причина, а результат, последствия. И в той мере, в какой последствия устранены или просто исчезли, проблема считается решенной и особых столь хорошо понятных нам «мук совести» не наблюдается. Это различие в восприятии зла и его последствий особенно хорошо заметно в реакции двух наций на свои действия во время Второй мировой войны. Я имею в виду немцев и японцев. Японцы в большинстве своем не чувствуют раскаяния по поводу содеянного ими во время войны, воспринимая все творившиеся тогда ужасы как некую фатальную неизбежность, «нарушение порядка», которое уже ныне устранено. Поэтому все призывы к покаянию со стороны пострадавших остаются не без внимания, как это часто трактуется, а без понимания со стороны японцев того, что от них требуется[31].

Если личная ответственность за цуми и существует, то она как бы вторична. В некоторых случаях, исходя из этимологии слова цуми, которое, по мнению некоторых толкователей синто, восходит к глаголу цуму ("накапливаться", "собираться"), нарушение (цуми) можно представить и как результат накопления загрязнения (кэгарэ). Накопление происходит в том случае, если кэгарэ немедленно не смывается при проведении простейшего обряда очищения — мисоги. В этом случае возникает то, что можно назвать вторичной личной ответственностью не за возникновение загрязнения, а за непринятие своевременных мер по его устранению, что требует уже более основательного обряда очищения — хараи с участием священнослужителя (см. ниже).