Сёгуны Токугава. Династия в лицах

Сын двенадцатого сёгуна родился 8 апреля 1824 года в замке Эдо четвёртым по счёту ребёнком по мужской линии. Его матерью была наложница Иэёси по имени Хондзюин (1807–1885), родившая сёгуну кроме Иэсада ещё двоих сыновей. Трое старших братьев мальчика умерли в детстве, поэтому в 1841 году, сразу после смерти деда Иэнари, шестнадцатилетний Иэсада был объявлен преемником отца. Даже на фоне четвёртого и девятого сёгунов, имевших серьёзные проблемы со здоровьем, Иэсада выделялся в худшую сторону. Врождённый церебральный паралич в лёгкой форме проявлялся у него в нервном тике лицевых мышц, непроизвольных движениях рук и ног, трудностях при артикуляции некоторых звуков. Внешний вид наследника производил на окружающих крайне неблагоприятное впечатление, поэтому он рос замкнутым, закомплексованным ребёнком, избегал общения с посторонними. Хорошо и свободно он чувствовал себя только с кормилицей Утахаси. Обычный человек с такими физическими недостатками вполне мог жить нормальной жизнью, но публичность фигуры сёгуна подчёркивала и привлекала к ним повышенное внимание. Иэёси не жалел усилий, чтобы улучшить состояние сына упражнениями, танцами и свежим воздухом, но они не дали результата. На уроках по танцам и декламации мальчик нормально двигался и говорил, но как только занятие заканчивалось, возвращался в прежнее состояние. В шестнадцать лет он перенёс оспу, оставившую на лбу и вокруг глаз многочисленные следы; впрочем, на гравюрах их не изображали. В тридцать лет Иэсада имел рост сто пятьдесят сантиметров – на семь-восемь сантиметров ниже среднего. Из личных пристрастий современники отмечали любовь тринадцатого сёгуна к приготовлению блюд, в основном десертов из муки, фасоли и батата, которыми он любил угощать людей из ближайшего окружения. Из-за этого хобби его иногда называли «бататовым сёгуном» (имо сёгун). По некоторым сведениям, кулинарные увлечения Иэсада зародились в детстве – из-за опасений быть отравленным заговорщиками во главе с любимой наложницей его деда Иэнари, однако надёжных подтверждений этому нет.

Будущая взрослая жизнь Иэсада и возможность иметь детей вызывали у многих большие сомнения; одно время его отец даже подумывал о том, чтобы передать власть одному из сыновей главы родственного дома Мито, но Абэ Масахиро посоветовал ему не нарушать правило прямого наследования, и Иэёси с ним согласился.

Иэсада стал сёгуном на тридцатом году жизни и занимал этот пост в течение пяти лет. Всё это время он продолжал жить уединённо и крайне редко появлялся на людях. Текущими делами и работой правительства он не интересовался, а публичные церемонии считал крайне утомительными и всячески их избегал. В «Хронике годов Ансэй» есть запись о том, что «сёгун болен и в замковых церемониях участвует минимально, лишь для того, чтобы не нарушать традицию». Первый посол США в Японии Таунсенд Гаррис после встречи с тридцатидвухлетним Иэсада записал в дневнике, что японский правитель выглядит очень больным человеком. Прежде чем что-то произнести, он откидывает голову назад и делает движение ногой, как будто хочет ею топнуть, и только после трёх-четырёх таких движений может что-то сказать (Китадзима, 1974).

Говорил Иэсада редко, мало и неразборчиво. Непривычному человеку было трудно разобрать его речь, а молчаливая отстранённость и замкнутость создавали впечатление, что сёгун ничего не знает и не хочет знать. Глава княжества Мито Токугава Нариаки раздражённо писал в своём дневнике, что «сёгуну не хватает понимания сути событий, особенно в вопросе об иностранных судах, поэтому он только и делает, что огорчается и колеблется», а другой родственник, князь Мацудайра Сюнгаку, называл его «бездарнейшим из обычных людей» (Синода, 2005). Впрочем, многие современники считали, что дело не в умственных способностях тринадцатого сёгуна, а в его болезненном состоянии и характере; в действительности голова у него работала лучше, чем он выглядел.

Нездоровье Иэсада критическим образом наложилось на ситуацию с внешнеполитическими обстоятельствами. При «отсутствующем сёгуне» груз ответственности целиком и полностью лёг на плечи главы правительства Абэ Масахиро, более склонного к поиску компромисса с американцами и консенсуса внутри страны. Наиболее приемлемым для него вариантом было бы подписать торговое соглашение, сведя к минимуму последствия этого шага, и одновременно начать укрепление береговой линии на случай конфликта. При этом он считал необходимым приложить все усилия к тому, чтобы этого конфликта избежать. Для решения судьбоносного вопроса об открытии страны при правительстве была создана комиссия, в которую вошли самые авторитетные даймё во главе с Токугава Нариаки (княжество Мито), Симадзу Нариакира (Кагосима), Мацудайра Сюнгаку (Фукуи), Датэ Мунэнари (Увадзима).