Съём без правил

У меня дома Костя смотрится, как инородный элемент. Я никогда не приводила сюда парней и теперь немного стесняюсь его. Неудобно за ободранные обои, за мамин дешевый халат, за старый чайник с клубничками. Знаю, Костя стремится к богатой жизни, гоняется за Потапенко ради должности и, наверное, его коробит все это вокруг. Он сидит на нашей старой кухне, прижимая к распухшей щеке крупный кусок мяса из морозильника, весь такой стильный и современный. Папа все еще сжимает в руках скалку и ругает правительство. Мама, как обычно, тихонько плачет. А я до сих пор не могу прийти в себя. Я так сильно испугалась за него, за себя, за своего отца, что руки трясутся. Не могу успокоиться. Впрочем, как и Костя, он всегда такой циничный и хладнокровный, а сейчас молча смотрит перед собой в стену и не шевелится.

— Ты в порядке? — заботливо шепчу, прикасаясь к его разбитой брови. — Надо чем-то помазать.

Эта женская нежность, никому ненужные эмоции, слабость... Все это совсем не интересно избалованному вниманием пикаперу. Но меня будто кидает из угла в угол. Иногда я хочу удушить его и никогда больше в жизни не видеть, а потом он осуждает грязную вечеринку в школьном бассейне, помогает приюту животных или дерется за честь простой официантки, и я мечтаю сжать его в объятьях, как большого плюшевого медведя.

— И часто они так с тобой обращаются? — серьезно смотрит он на меня исподлобья.

— Нет. Это в первый раз, — опускаю глаза.

Мне стыдно, что они говорили все эти вещи, что вели себя со мной как с мусором, но это правда нашей современной жизни, где все решают деньги.

Мы с ними из разных социальных слоев. И они думают, что так можно.

Когда Костя получит Людочку Потапенко, он станет королем, и Махеев, и ему подобные, будут завидовать.

Мы смотрим друг на друга, половину Костиного лица закрывает кусок холодного мяса, а папа начинает возмущаться громче.

— Мы допустили все это, Константин! Вначале голосовали не за тех людей, потом терпели и вот получите! Олигархи и их детишки вытирают о нас ноги!

Я очень боялась начинать работать официанткой, мне всегда казалось, что именно там на меня нападет какой-нибудь подвыпивший клиент, но беда пришла, откуда не ждали. Младшему сыну нефтяника я делала курсовые в течение всей учебы, но в этот раз Махеев решил выпендриться и сдать раньше всех. Лучше бы он в Лондон поехал учиться, патриот хренов.

Как же я испугалась. Вроде и знакомые ребята, но эти унизительные тычки и пинки. Мне казалось, если я что-то отвечу, то Махеев ударит меня в лицо кулаком. И ему за это ничего не будет, ведь он сын уважаемого и очень богатого человека. Когда я увидела Костю и поняла, что он собрался защищать мою поруганную честь, страх за себя странным образом трансформировался в страх за него. Никто не заслуживает быть избитым двумя мажорчиками.

— Чай будешь? — спрашиваю я Костю.

А он мне не отвечает и внимательно следит за моей рыдающей матерью.

— Не расстраивайтесь Вы так, я бы никогда не позволил тронуть вашу дочь.

Эта фраза такая, казалось бы, простая, но меня подкупает. Это говорит Костя? Тот самый Костя? Сейчас он не пикапер. Как будто все это время в нем уживались два абсолютно разных человека. Не знаю откуда такая метаморфоза. Но я чувствую ее кожей. И я молчу, чтобы не спугнуть этот проникновенный взгляд серебристых глаз. Вдохнуть не могу, боюсь. На моих ресницах застывают слезы тревоги и все, что мне сейчас нужно — это Костя, смотрящий на меня так же обеспокоенно.

А мама не плачет, скулит еще громче:

— Это я во всем виновата. Из-за меня моя дочь страдает, работает на черти каких работах, хотя должна учиться.

— Мама ты тоже много работаешь. И папа.

— Это все адвокаты, — завывает мать, — сколько денег нужно на этих дармоедов. У Мишеньки было много денег и уже все это растрачено.

— Мама, давай не будем, пожалуйста. Косте не интересны наши проблемы.

Мама замолкает, послушно кивает. Я вздыхаю с облегчением. Не хочу, чтобы Костя знал о моем сводном брате. Эта такая болезненная и жестокая история. А Костя, он ведь в моей жизни проездом. Ни сегодня, завтра, он покажет фотографии Людочке и утешит ее, влюбив в себя. Как бы я не смеялась, знаю, что он сможет ее покорить.

— Пап, спасибо, что пришел на помощь.

— Дочь, я как в окно выглянул, как увидел, что творится. Ты же звонила, что подходишь. Жалко дедовское ружье на даче, — решительно вытирает он нос рукавом.

— Слава богу, что дедовское ружье на даче, — повторяет за ним Костя и отдает кусок мяса маме, — не хватало еще присесть из-за этих идиотов.

Он встает и разворачивается к комнате, где безошибочно угадывает мою спальню:

— Пойдем-ка, ты мне все расскажешь.

Когда папе и Косте удалось выгнать мажоров со двора. Мой отец, испытывая стресс, трижды спросил Озерского, кем он мне приходится.

— Костя, пытается завоевать мою подругу. Он в нее влюблен. А я помогаю, — выдохнула я, держась за перила и с трудом поднимаясь по лестнице.

Не знаю почему, но Озерский в тот момент нахмурился.