Сионская любовь

“Благолепие и мир воцарились в Сионе. Изгнанники вернулись к родным очагам, как голуби в свою голубятню. Женихи и невесты, сияя глазами, глядят друг на друга. А Тамар назначена другому, и душа моя вместила всю земную печаль. Я до дна испил чашу гнева, что поднесла мне возлюбленная, а чашу спасения кто протянет мне?

Горечь изгнания и отчаяние рабства. Жил на чужбине, а сердце рвалось назад к священным местам. Вижу дом, что выстроен для меня и Тамар. В доме этом любимая подарит ласки Азрикаму. Вот масличное дерево, и на стволе его вырезаны наши с Тамар имена. Ветер обрывает сухие осенние листья. Я – один из них. Неприкаянный, кружусь над землей. Чем жить отверженным, лучше умереть и быть схороненным под этим деревом, и пусть оно станет мне заместо могильного камня!”

Амнон и Тамар

Голос смолк. Тишина.

– Да это же Амнон! Я не сплю, мне не мерещится! – вскричала Тамар, и сердце девичье отчаянно забилось.

Тамар бросилась к двери – закрыто. Будит Поу.

– Просыпайся, скорее ключ давай, пока Амнон не успел уйти! Боже сохрани опять милого потерять!

– Ты обманываешься, госпожа, и все семейство свое благородное и благоразумное в обман ввести хочешь! – авторитетно заявила Поа, разлепив глаза.

– Давай ключ, глупая!

Поа достала ключ из-под подушки. Тамар выхватила его из руки служанки, отомкнула замок и стремглав бросилась наружу. Смотрит тут, смотрит там – нет никого. “Амнон, Амнон!” – зовет Тамар. Нет ответа. “Неужели почудилось?” – в отчаянии думает девушка. Тут из-за деревьев вышел Дорам.

“Беги, красавица, по той тропе и найдешь пропажу. А еще ждет тебя большая неожиданность. Обещай, однако, что прежде меня никому из своих ничего не скажешь. Не покушайся на мою славу: кто выкупил, того и право благую весть принести!” – крикнул Дорам.

Не дослушав и не ответив, Тамар кинулась бежать по тропе, а Дорам направился к Иядидье.

– Амнон, Амнон! – вновь закричала Тамар, увидев, наконец, возлюбленного, и бросилась ему на шею.

– Ты ли это, голубка моя чистая?

И смолкли оба, и стоят, обнявшись, и колотятся сердца, и мысли бессвязные смешались в головах, и слова боятся уст. Первой заговорила Тамар.

– Прости, любимый! Правота поднялась из земли, а небо насмеялось над легковерием. Оба щедро наказаны. Пастуху причинила зло, пусть сын воеводы искупит мой грех!

– Оставь меня, Тамар, – ответил Амнон, не поняв ее слова, – забудь, дочь вельможи, простого пастуха. Любовь Азрикаму отдашь. Не ты, а я легковерен, пусть сын воеводы искупит мой грех!

– О, до сего часа никто не открыл тебе глаза! Слушай же! Азрикам – самозванец, присвоил наследие Иорама. Он – Наваль, сын негодяя Ахана. И Зимри, и Хэфер, и Букья были с ними заодно. Всех преступников поглотила земля. А ты, Амнон, ты – сын Иорама, воеводы в Иудее! Не отстраняйся от меня, милый. Мы созданы друг для друга!

Амнон стоит, как громом пораженный. Появляются Иядидья с семейством и оставшиеся на ночлег гости.

– Сын мой! – вскричала Наама и бросилась Амнону на шею, и слезы счастья покатились по материнским щекам.

– Братец любимый! – вторит Пнина.

– Сын Иорама! – наперебой восклицают Иядидья, Тирца и Тейман.

– Вернув Амнона, Господь залечил наши раны и осушил слезы, – добавил Иядидья.

– Спаситель и наследник! Стал явью мой сон, теперь могу спокойно умереть, – подал голос Хананель.

– Стал явью сон, или я сплю? – вопрошает Амнон.

– Сын воеводы! Ты больше не пастух. Ты удостоился всего, что является твоим по праву и по заслугам: возлюбленной, имени, наследия, гибели врагов! – торжественно провозгласил Ситри.

Жизнью цени любовь

Тут появляется Дорам, а с ним Иорам. Купец скрывал от воеводы до сей поры, чей Амнон сын. Дорам полагал, что если много больших радостей соединить вместе, то выйдет одна огромная радость, и она дороже.

Иорам увидел Иядидью и обнял его за плечи.

– О, Иядидья, ты истинный друг!

– Назови себя! Кто ты? – спросил в изумлении Иядидья.

Иорам снял с руки кольцо.

– Ты помнишь, что сказал товарищу своему Иораму, провожая его на войну? “Если вещь напоминает о чувстве, она бесконечно дорога для верных любящих друзей. Прими от меня это кольцо и укрепи его на правой руке. Пусть сей памятный дар хранит неколебимой нашу дружбу”. Двадцать лет я не снимал кольца. Был в плену у филистимлян, в рабстве у греков. Все драгоценные украшения утратил, а кольцо сберег. А оно – сберегло меня. Взгляну на него – и вижу родину и родных. Скажи, Иядидья, остались ли ветви у ствола, или я один в этом мире?

Амнон смотрит на объятия друзей, и вновь ему кажется, что он видит сон.

– О, Бог всемогущий! Земля возвращает своих мертвых, а преисподняя отпускает на волю призраков! – в ужасе закричала Наама.

Иядидья крепко обнял Иорама.

– Безмерно много сделал для меня Господь! Как благодарить Его? – воскликнул Иядидья,