Сёстры Строгалевы (сборник)

Были такие, что приходили пьяными и ругались, пели после двенадцати песни. Лена тогда убегала к себе в комнату, а к шумевшим шёл не спеша дядя Федя. Он решал всё на месте без милиции. Как это он делал, Лена не знала и всё собиралась подсмотреть, но каждый раз даже боялась подойти к двери, за которой ругались и слышался голос дяди Феди.

Дядя Федя зимой и летом ходил в валенках, потому что ноги у пего были застужены, носил бороду, был высокого роста и имел очень длинные руки, как оглобли. Буйные его побаивались, а буфетчица относилась к нему с большим вниманием. Тётя Маша за глаза иногда поругивала дядю Федю и буфетчицу, но за что — Лена не могла понять. А когда однажды спросила:

— Тётя Маша, за что вы вчера ругались на дядю Федю и Марию Степановну? — та махнула рукой и сказала:

— Кто ругался? Я не ругалась, я так. Иди второй подмети.

Был восьмой час вечера, а в первый номер ещё никто не пришёл. Лена становилась на носочки и заглядывала через стекло двери: койки были пусты. Она уже просмотрела паспорта и узнала, что все четырнадцать были из ленинградского института.

— Студенты, — решила Лена, замыкая сундук, и, сама не зная чему, обрадовалась.

Городок, в котором стоит гостиница, маленький. Кругом тайга, до железной дороги километров триста будет. Стоит он на берегу Енисея. Есть здесь пристань для речных пароходов, есть школа, есть музей, стадион. Весь городок можно на своих двоих пройти вдоль и поперёк за два часа. Есть кинотеатр. Но будущее городка незавидное: говорят, что его скоро снесут, потому что когда Енисей перегородят плотинами, то вода поднимется и это место зальёт. Городские ребятишки радуются этому, взрослые молчат: надо — так надо, а вот старики ворчат.

2

Лена обошла номера. Спросила, не нужно ли кому книг почитать. Вновь прибывших пригласила в буфет и отправилась к себе в комнатку.

Читала и прислушивалась.

В одиннадцатом часу хлопнула дверь. Застучали каблуки, послышался смех, кто-то один гоготал громче всех и, оборвав разом смех, сказал довольно:

— Борька, ну и поспим же, как в общаге в начале семестра!

Лена прислушивалась, но больше ничего не услышала. Дверь была закрыта, и из-за неё доносился тихий и редкий разговор.

А за дверями первого номера стелили постели, обменивались впечатлениями от бани. Студент с рыжей бородой бухнулся на чистую простынь и просиял.

— Ребята, эй, хлопцы, — протянул он, — да это же невероятно, ух, смак как хорошо! Борька, слышишь, Борис, я сейчас только понял, что такое чистая простыня! Борька, у тебя голова кружится?

— Нет, хотя да, немного. Вино паршивое, ответил из-под одеяла студент, который лежал на соседней койке.

— Инженер сказал, что завтра не уедем; машины нет. Дня три жить будем.

— Ну и поживём…

Все скоро уснули. Из-под чистых пододеяльников торчали лохматые макушки, бородки. Казалось, что вся комната дышит, дышит ровно и здорово.

Легла и Лена. Платьице её висело рядом на спинке стула — только протянуть руку. Туфельки на низких каблучках стояли наготове: мог кто-нибудь ночью приехать. Заснула Лена не сразу. Сначала легла на левый бок, потом на правый; полежав так, почувствовала, что ей неудобно, и, легла на спину. Подушка уже слишком съехала. Лена стала на колени, тонкими руками ухватила её, поставила на ребро и придавила.

Но всё равно было неловко, и заснуть Лена не могла. Зажгла свет, взяла со стола зеркальце и посмотрела в него. Улыбнулась, вытянула губки, прищурила один глаз, потом второй, закрыла оба глаза и открыла, положила зеркальце на стол и задумалась. О чём она думала? — спросил бы кто-нибудь сейчас, и не ответила б, только раскрыла б шире глаза и смотрела на спрашивающего удивлённо.

Мысли пробегали — по-беличьи неспокойные, и внимание ни на чём не останавливалось. Встала, погасила свет, походила босиком по комнате, открыла дверь в коридор и прислушалась: везде было тихо. В первом номере кто-то храпел. Лена подошла к стулу, оделась и вышла. Около четвёртого номера остановилась. Кто-то разговаривал во сне, послушала, но ничего не разобрала. Вернулась к себе в комнатку, не зажигая света, разделась и снова легла спать.

Сон на этот раз пришёл почти мгновенно. Мягко закрыл ей глаза, в сладком покое подогнул коленки почти к груди, дохнул на неё нежным теплом кровати, и Лена уснула.

Она была местная. Родилась в деревне, километрах в шестидесяти от города. В небольшой, снаружи тёмной и чистенькой, беленькой внутри избе. Росла не болея, но была очень худенькая. «В кого она такая уродилась?» — говорила мать. И действительно, отец был крупного сложения и здоровый, мать низенькая, но здоровая и сильная женщина. Жили в тайге, а тайга только сильных уважает.

Отца забрали на фронт, и Лена больше его не видела — он погиб.

Сейчас она помнила отца всегда одетого в меховую шапку и с ружьём.

Пять лет назад, в 1949 году, мать умерла, и Лена осталась одна с бабушкой. В городе жила вторая бабушкина дочь, тётя Маша. К ней они и переехали через месяц после смерти матери.

Лена ходила в школу. Тётя Маша работала в гостинице. Когда Лена окончила семь классов, пошла работать вместе с тётей Машей.